Анна Соломон - Утерянная Книга В. [litres]

На следующий, пятый, день она просит няню не приходить. Хочет провести день с Джун. Думает, что так сможет отогнать ядовитую пустоту, но ошибается. День проходит, как в мутном бульоне – они дважды вместе ложатся вздремнуть, однако засыпает только Лили. Сразу после пробуждения она на миг забывает о своем горе. И тут же вспоминает вновь. В два Лили принимает душ, бесконечно долго стоит в клубах пара, поглощенная, почти парализованная пустотой. А когда, наконец, выходит из ванной, выясняется, что Джун успела отыскать и распотрошить целую упаковку тампонов. В шесть они идут забирать Рози из театрального кружка. Хэл тоже там. Он повторяет соболезнования по поводу Рут и приглашает Лили зайти на ужин. Джейс как раз накануне приготовила. Хэл прямо-таки излучает уверенность, его голос успокаивает. И Лили соглашается, потому что у Адама на работе допоздна совещание и вернется он не раньше девяти, а дома из еды только макароны, плюс суп из пустоты, в котором она будет бултыхаться, пока девочки как-нибудь не уснут.

Хэл и Джейс живут неподалеку, на Седьмой авеню, в собственной квартире с гостиной и окнами в сад. Правда, Джейс дома нет, зато ужин есть – мясо в остром соусе. У Джейс тоже позднее совещание на работе. Когда ужин съеден, а дети отправлены смотреть телевизор, Лили с Хэлом остаются на кухне вдвоем. Он протягивает ей банку пива. Холодного. Они долго молчат. Хэл стоит возле раковины, на нем холщовые штаны и футболка, а Лили смотрит куда-то в пространство, чтобы не видеть фотографий на холодильнике. Надо мыслить логически. Но в голову приходит лишь: только не это, я не стану одной из тех женщин: средний возраст, горе, вожделение; не должно возникать таких желаний сразу после смерти близкого человека… Он касается ее уха, его пальцы пробегают по всем изгибам, спускаются ниже, на шею, в ямку между ключицами, и замирают там, где бьется пульс. Лили одной рукой держит пиво, вторая рука в кармане джинсов, Лили ждет прикосновения его губ, отвечает на него, чувствует застрявший в горле безмолвный стон и сдается… Они целуются так, как Лили не целовалась уже давно, неловко, влажно, жадно. Его рука у Лили под рубашкой. Хэл высвобождает из лифчика ее грудь. Рука Лили уже не в кармане, она скользит по его телу. Как будто они подростки, сбежавшие с уроков за город, целуются, гладят и ласкают друг друга, и каждое прикосновение обжигает и оставляет пылающие следы. Они не открывают глаз, за городом темно, только прикосновения и никаких звуков, ведь где-то рядом дети… А потом все прекращается. Дети, досмотрев серию, несутся к Лили и Хэлу, требуя десерт.

– Квартира 5, – говорит ей швейцар на следующий день. И добавляет:

– Мэм?

Лили кивает и идет к лифту. Она знает, что сама хотела прийти. Столько сил приложила. Но сегодня пустота особенно сильна. Она сидит у Лили в груди. Уходи, говорит пустота. Прочь из Верхнего Ист-Сайда, где живет Вивиан Барр; ступай мимо похожих на капусту кустов, между деревьями с маленькими заборчиками вокруг них. Садись на обратный поезд. Езжай домой и забирайся обратно в кровать.

Лили нажимает на кнопку лифта и едет наверх.

– Добро пожаловать.

Справа от Лили в дверном проеме стоит Вивиан Барр в платье с поясом и туфлях из оранжевой замши на каблуках. При виде нее Лили сразу чувствует неловкость: на ней шерстяная юбка и свитер с воротником-хомутом, симпатичные, но все же… Одна ее подруга называет такие воротники «новой заменой бабкиным кофтам», а Лили взяла и пришла в этом свитере в гости к женщине намного старше, одетой, несмотря на возраст, в платье с вырезом и туфли на каблуках.

– Иди, Джорджи, – добавляет Вивиан Барр, и Лили беспокоится, что ее с кем-то перепутали. Но тут в дверях появляется маленькая собачка и обнюхивает сапоги Лили.

– Впустим ее? – спрашивает Вивиан Барр.

И собачка, как ни странно, кивает.

Квартира, как Лили и предполагала, внушительная, но не очень большая. Высокие потолки, богатая лепнина. Гостиная, коридор с картинами, компактная кухня, соединенная аркой с обеденным зальчиком с темными стенами. Какой-нибудь бруклинский дизайнер назвал бы этот цвет: «грязное олово». Но здесь оттенок пришелся к месту. На столе из красного дерева – две плетеных подставки, и на каждой десертная тарелка, блюдце и чайная чашка. Подоконник занимает раскидистый цветок, который ловит жидкий полуденный свет, проникающий в окно квартиры. Очень уютно. В другой период жизни Лили чувствовала бы здесь умиротворение, сейчас же ей хочется включить свет. Хочется, чтобы вместо чая был обед, а вместо тишины – музыка.

Закипел чайник, и Вивиан Барр ушла на кухню. Лили неловко застыла в арке, не смея ни войти, ни выйти. Вивиан Барр хозяйничает с поразительной ловкостью. Повязывает передник, достает из ящика щипцы, закрывает ящик, открывает духовку. Тянется вниз и вдруг, пошатнувшись, начинает падать вперед.

Может быть, Лили это только кажется, ее восприятие искажено привычкой вечно ждать, что Рут вот-вот упадет. Однако, не успев остановить себя, она хватает Вивиан Барр за плечо и, даже осознав свою ошибку, не отпускает, словно пытается не дать ей упасть головой в духовку и в то же время делает вид, что не прикасается к ней.

Вивиан Барр не собиралась падать. Она выпрямляется, убирает тонкое, острое плечо из-под руки Лили и кладет на блюдо две булочки.

– Я каждый день подбираю неприятности Джорджи, – говорит она, не глядя на Лили.

– Да, конечно. Извините.

Вивиан Барр протягивает Лили блюдо, наливает в чайник кипятка, достает из ящика подставку и выходит из кухни.

– Впрочем, мне стоило бы перейти на более практичную обувь, – добавляет она.

– Нет, что вы! – восклицает Лили и идет следом. От страха она встрепенулась, и пустота ушла. – Нет! У вас прекрасные туфли.

Вивиан Барр разливает чай. Все на столике очень гармонично сочетается, от чайника до сахарницы.

– Надеюсь, вы любите «Дарджилинг», – говорит она.

Лили уверена, что обидела ее, а себя выставила подлизой или снисходительной, а может, и то и другое. Поэтому продолжает:

– Знаете, я у мамы в шкафу нашла очень красивые туфли на каблуках. Черные, с золотыми каблуками. Я о них и знать не знала.

– Роже Вивье? – спрашивает Вивиан Барр, расправляя на коленях салфетку.

– Не знаю.

– Помню, у нее была пара от Роже Вивье. Можете поставить булочки.

Лили ставит блюдо с булочками на стол.

– Пахнут изумительно.

– Из «Левэн», – отвечает Вивиан Барр. – Мои любимые. Чтобы не ждать, нужно приходить к семи, нам с Джорджи это не трудно.

Лили тоже кладет себе на колени салфетку и ждет дальнейших указаний. Уже можно взять булочку? Отхлебнуть чай? Вивиан Барр сидит без движения, взгляд устремлен на чайник, руки на коленях. Она что, молится? Не похоже. Сложно представить, чтобы Рут сблизилась с такой непостижимой личностью, хотя Вивиан, конечно, могла измениться. Даже должна была. Из тех немногих статей, что Лили сумела откопать, используя свои навыки проведения исследований (все еще вполне приличные), она выяснила, что Вивиан Барр в молодости экспериментировала с наркотиками и лесбийским сексом. После какого-то нервного срыва ее положили в знаменитую больницу «Фэйнрайт». Впрочем, не похоже, чтобы эти россказни имели отношение к женщине, которая сидит перед Лили и другими серебряными щипчиками, поменьше, перекладывает булочку с блюда на тарелку Лили. Из-за этой церемонности кажется, что она старше Рут. Вивиан кладет щипцы на специальную тарелочку для щипцов и поднимает взгляд на Лили (впервые с момента их встречи). В скудном освещении зрачки у нее удивительно яркого зеленого цвета.