Ион Деген - Рассказы (публикации 2009–2017 годов)

Боже мой, что делать? На сей раз Шай Гутгарц не подумал, что выражается фигурально. Он снова обратился к Богу, уже лично, с вопросом, с просьбой помочь, с просьбой спасти его от несчастья.

И тут цепь логических построений привела его к непростому решению. Может быть, то, что он сейчас решил, действительно подсказано Богом? Шай Гутгарц сорвался с места и помчался разыскивать людей, которые могут помочь его горю.

Дальше история уже совсем невероятная, не имеющая ничего общего не только с социальной справедливостью, но даже, как может показаться, с элементарной порядочностью.

Интеллигентный и симпатичный араб, гражданин Израиля, товарищ Шая Гутгарца по партии не стал его соседом. Два сына усопшего на следующий день поспешно улетели в Америку, оставив адвокату доверенность на продажу квартиры.

Изменил ли Шай Гутгарц свою политическую ориентацию на сто восемьдесят градусов для осуществления этой операции, выяснить не удалось. Правда, он прекратил свою бурную политическую деятельность, объясняя это резким ухудшением здоровья. Так же не ясно, ограничивается ли дело только непорядочностью, или попахивает подлежащим уголовному кодексу.

Забавнее всего, что в стране, в которой самые сокровенные государственные тайны разглашаются и попадают в средства массовой информации, журналисты тщетно пытались найти ответы на эти вопросы. Они безрезультатно искали однозначные доказательства, могущие пролить свет на то, каким образом удалось провернуть эту операцию. Конечно, газеты писали, что в этой истории замешаны люди того самого раввина. Было даже два косвенных доказательства. Во-первых, соседи видели, как из автомобиля вышли четыре богатырски сложенных парня в желтых майках с символом партии этого раввина — сжатый кулак на фоне черной шестиконечной звезды, как они неторопливо открыли калитку и вошли в дом, который не то уже был продан арабу, не то только продавался. Во-вторых, уже на следующий день после этого визита на калитке Шая Гутгарца исчез красный плакат его партии и появился этот самый символ — черная шестиконечная звезда на желтом фоне, а на звезде сжатый кулак.

Журналистов никак нельзя обвинить в недобросовестности. Они нашли араба и допрашивали его, можно сказать, с пристрастием. Но, кроме того, что цена дома оказалась чрезмерной, из него не удалось выжать больше ни звука. В Америке журналистов не пустили даже на порог. Двери были на цепочке, и сквозь щель в обеих квартирах журналистам предложили обратиться к тель-авивскому адвокату. Но тель-авивский адвокат не имел понятия ни о чем, кроме цены дома с участком.

Шай Гутгарц, простодушно улыбаясь, сообщил журналистам, что он вообще не имеет представления о том, что происходит за живой изгородью из кустов бугенвиллии, что от партийной деятельности, как уже всем известно, он отстранился по состоянию здоровья. Все-таки не юноша. Кроме того, дает себя знать ранение в войну за независимость. К эмблеме раввина Кахане, приклеенной к его калитке, он лично не имеет никакого отношения. Вероятно, это работа сторонников раввина. Он на такие глупости не обращает внимания. Пусть наклеивают, если им хочется, тем более, что графически эмблема выполнена вполне прилично. Ничем не хуже других эмблем.

1987 г.

Что за вилла без окон?

Маленький кабинет. Не кабинет, а просто кабина для массажа. При слабом свете двух горящих свечей Вера не могла заметить, что вошедший пациент на протезе. Но ведь и хромоты не заметила. Сейчас, когда он уже лежал на массажном столе, этому было объяснение. Культя левой голени длинная. Ампутация над самыми лодыжками. По существу, нет только стопы. Но какие мышцы!

В карточке имя — Лиор. Инвалид Армии Обороны Израиля. Ни фамилии, ни возраста, ничего.

Вера скупо налила на ладонь масло. Такие мышцы грех массировать халтурно, облегчая трение маслом. Бережно поглаживая, двумя руками прошла вдоль позвоночника от плавок, слегка обнаживших верхушки ягодиц, до шеи. Какие мощные и красивые трапециусы! С какой лекальной очерченностью вздуты чуть ли не до самого затылка! А шея! Какой мужчина!

Верка! Ты что? Какой мужчина? Причём здесь мужчина? Пациент. Естественно. Но ведь уже четырнадцать лет, с Лёшкиного возвращения в Россию, ни малейшего представления о мужчине. Разве это нисколько не оправдывает? Верка, перестань! Нужны тебе эти мужчины. Даже с Лёшкой. Работай! Что с тобой происходит? Почему ты начинаешь с широких мышц спины? Но ведь какие они! Да, это мужчина. По-моему, у тебя сегодня какое-то помешательство. Тысячи пациентов мужского пола, и никогда не было ничего подобного. Подумаешь, красивые мощные мышцы. Он что, первый такой? Перед ним был турист из Москвы. Красивый парень. Спортсмен. И намного моложе. Сколько лет этому? Никак не меньше сорока трёх-сорока пяти. Почему же москвич был пациентом, а не мужчиной? Ладно, работай. О возрасте вспомнила. Возраст.

В семнадцать лет в родных Бендерах, из которых до этого никуда ни разу не выезжала, Вера с золотой медалью окончила школу. Как она мечтала стать врачом! Но путь в столицу республики, в Кишинёв, был преграждён. Не Днестром, рекой шириной в двести-двести пятьдесят метров. Невидимой непроницаемой стеной высотой до самой бесконечности. Внезапно Бендеры оказались уже не в Молдавии. А где? Россия? Украина? Неизвестно.

Ближайший медицинский институт в Одессе. Но это Украина. И будь я обвешана золотыми медалями с головы до ног, меня, еврейку в Одесский медицинский институт не примут.

Отец изредка переписывался с инструктором Горьковского горкома партии. Во время войны тот был парторгом в батальоне, которым командовал дедушка, папин отец.

Будущий командир батальона, будущий гвардии майор в начале июля успел отправить в эвакуацию беременную жену. Бабушку. Сына, моего отца, так никогда и не увидел. Сын родился осенью 1941 года. А гвардии майор, дедушка, погиб в Германии за несколько дней до Победы. Его вдова и четырёхлетний ребёнок вернулись в Бендеры, где продолжали голодать и подвергаться издевательствам.

Как здорово очерчены мышцы от самых лопаток к подмышкам. Все-таки придётся добавить капельку масла. Да, ничего не скажешь, мужчина!

Верка, прекрати немедленно! Что это с тобой? Действительно непонятно, что происходит. Ведь даже лица его разглядеть не успела. И голоса, кроме «здравствуй», когда он вошёл, не слышала. Отвлекись. Вспомни, как поступила в Горьковский медицинский институт. И вообще думай о чём угодно, только не об этих глупостях. Поступила. Без протекции. Подчинённый деда даже с общежитием не смог помочь. Зато как он рассказывал о деде! Рассказывал, что более честного и справедливого человека, чем комбат, никогда не встречал. Просто потому, что таких больше нет. А об отваге и говорить нечего. И погиб этот отважный человек именно из-за этих качеств.