Ксения Васильева - Импульсивный роман

— Придут! — закричала Фира. — Приходил! — Фира оскорбилась за этот тон, которым Эвангелина ставила ее опять на место. — Приходил! Кого ты всю ночь хороводила? Думаешь, не знаю? Думаешь, Фирка лыком шита? Хороводила да не дохороводила! Пришел под утро, а как проснулся, так и сказал, иди, мол, Глафира Терентьевна, по адреску и ты есть директор дома лишенных детей. Как ни сладко, а переборолся. А ты дом сторожишь, как пса цепная! — Тут Фира струхнула. В запале забыла, о ком говорит. И сплела товарища Машина, борца за бедняков, с кем ни попадя. Не Фирино дело, что он с этой дамочкой ночку провел. Наутро-то все равно приказ отдал насчет сироток. Кривила душой Фира. Машин ответил утром на ее вопрос о доме утвердительно, однако сказал, что это не значит, что все с домом надо делать немедленно. Фира так и поняла — распоряжение есть, детей еще нет. Но как будущий директор, она имела полное право зайти сюда и поинтересоваться, как происходит выезд буржуазного элемента. А на душе кошки засквербели — за Машина.

Эвангелина думала об ином. Она не слышала, что последним сказала Фира, а только услышала о том, что Машин провел у нее ночь. Что это такое, Эвангелина знала, узнала опять-таки из растрепанных книжек, которые по листикам передают друг дружке на уроках, и из рассказов старших подружек. Дошел до нее и рассказ о первой ночи «любви» Верочки Ипатьевой, от подружки к сестре подружки и так до Эвангелины, а потом и Томасы. Наверное, из-за этого ужасного рассказа (неправдоподобного!), она так и заинтересовалась Шурочкой. Все в Шурочке казалось ей тайной и несказанно волновало ее. А его удивлял ее взгляд, как бы пытающийся проникнуть вовнутрь его существа, а потом он перестал чему-нибудь удивляться, потому что ему стало так больно и плохо, что свет померк в его глазах. А если бы не так решилась его судьба, то кто знает. Кто знает…

Поэтому Эвангелина поняла, что сказала Фирка. И это ее ошеломило. Значит, Фирка думает, что у нее с тем человеком, который ночью едва притронулся к ее голове, было этой ночью ТО? Эвангелина попыталась представить себе ТО с человеком и не смогла от ужаса. Может быть, он наврал Фирке и унизил ее, Эву. Эвангелина вспомнила человека, бессонной ночью бывшего у нее в доме, его усталый вид, его безразличие к ней и маниакальное повторение одного и того же: куда она бежала, куда бежала, куда бежала. Нет, он ничего не мог сказать ТАКОГО.

Теперь-то Эвангелина поняла Фиркин взгляд: приличная девица, а косматая, неприбранная, в еле застегнутом платье. А потом? В ночной кофте, с закрученной косой, с этой салфеткой на поясе! Конечно, для Фиры это все роскошно (да и для нее самой. Ведь никто не заставлял ее так наряжаться, и она с большим удовольствием смотрела на себя в трюмо!), но как это выглядит, боже мой. Куда делся ее, Эвин, вкус, ведь она была законодательницей в гимназии, хотя и полудворянка и папенька не ахти что, немчик — булочника внук. Эвангелина покраснела, и вдруг ночь, которую она провела с человеком в доме, показалась ей почему-то сомнительной. Чем-то. Может быть, ее мыслями?

Пока не поздно, пока не поздно, будто шептал кто-то ей. Пока не поздно, и Фирка не разнесла эту новость по городу, которая дойдет до мамочки, и мамочка умрет. Выкручивайтесь, мадемуазель Улита Болингер! Как угодно. Перед своей бывшей нянькой! Лихорадка начиналась у нее, щеки пылали. Вот и приключения, которых она так хотела. Но не те, не те. Это недоразумение, а приключения дальше.

— Фира, — сказала Эвангелина, прижимая пальцы к пылающим щекам. — Я вовсе не сторожить осталась. (Теперь она знала уже, что признает свой уход официально, потому что от Фиры новость узнают все и сразу. Выхода не было. Надо было завоевывать Фиру и действовать дальше.) Я осталась здесь потому, что хочу быть с вами. Я верю в вас. И не хочу быть богатой, когда другие голодают. Но я привыкла к дому. Мне трудно с ним расстаться. Не сердись.

И Эвангелина зарыдала громко и как надо было для Фиры. В разлив. У нее это получилось, здесь были и правда, и актерство. Как, впрочем, и всегда у всех. Когда одно подталкивает другое. Тут и Фира залилась слезами. И бросилась утешать свою родную барышню, а не чужую немку, которую собиралась несколькими минутами ранее судом позорить (или хоть постращать).

— Ну не плачь, не плачь, Евочка, — сквозь слезы причитала Фира, — ну перебылась с мужиком, какое дело! Да я-то в твои годы уже ребеночка имела!

И Фира заплакала пуще, потому что вспомнила невзначай, что ребеночек, родившийся у нее тогда, умер враз, через два месяца.

Так они плакали, каждая на свой лад. Но тут Эвангелина, утерев почти сухие, но все еще горящие щеки, сказала прерывающимся голосом:

— Спасибо, Фира, я это никогда не забуду. — Имея в виду тон Фирин, но не содержание. О последнем еще надо говорить впереди. Эвангелина точно все рассчитала. Эта ее благодарная фраза чуть не послужила новой трели рыданий (и ее, и Фириных), но Эвангелина не дала себе воли. Постепенно затихла и Фира. Которой одной, конечно, плакать было без удовольствия.

А Эвангелина смотрела, как Фира утирает мокрое лицо платком, как всхлипывает напоследок, и думала внезапно размягченно, что Фира не такая уж плохая женщина и хорошо, что ее нянька. В этом тоже смысл новостей. И что судьбу свою она, Эва, наконец-то выбрала и к тети Аннетиному дому ей пути нет. Но надо теперь Фиру разуверить с Машиным. Это она должна сделать, как прощальный дружественный жест своим родственникам. И Эвангелина сказала:

— Фира, неужели ты думаешь, что я и он… — Тут Эвангелина замялась, трудно было говорить на языке, которого она пока хорошо не знала. Но преодолела себя. — Неужели ты думаешь, что я и он… что у нас было ТО.

Так она сказала. И Фира просто ответила, теперь уже добрая к своей Евочке:

— Не знаю я. Только если такой мужик к утру приходит от женщины — значит, любились. Чего ж еще.

Эвангелина затрепетала. Вот как ТО называет Фира! Эвангелина ждала, что еще скажет Фира о ТОМ, ей было до дрожи интересно. Но Фира замолкла, и тогда, хитря, Эвангелина спросила:

— Фира, ты меня любила больше Томы?

Фира опять просто ответила:

— Больше. Вы хоть и были своендравница, а уж такая ангелочек, красавица.

Фиру подтолкнула Эвангелина, и она пошла по тропинке воспоминаний как бычок на веревочке.

— Как вы начинали по полу кататься, то уж никто не подходи. Одна я. Евочка да Евочка, да на тебе куколку. Да пойдем с Фиркой погуляем, моя чадýнюшка. А вы ножками бьете, а уж глазком смотрите, куда гулять да что… — Фира с удовольствием предалась воспоминаниям. И ушедшая жизнь вдруг показалась не такой и плохой, как Фира себе эту жизнь последнее время представляла. Спокойная она была, та жизнь. Вот что. Сейчас, может, Фира и начальник, а неспокойно. С нежностью смотрела Фира на Эвангелину, которая и не предполагала, сколько она всколыхнет в Фире своими словами. Как глубоко оказалось.