Кузьма Абрамов - Сын эрзянский

— Вот я сейчас Праксиной мешалкой соскоблю с тебя этот ил, тогда ты будешь знать, куда лезть!

Степа сразу же притих. Он хотел полезть на печь, но мать схватила за зипун и стащила обратно:

— Куда! Раздевайся и разувайся здесь, потом полезешь!

Близнецы катались по лавке, смеясь над Степой. Смеялись и Фима с Ольгой. Степе пришлось раздеваться у всех на виду. Рубашку он все же не снял, она намокла только до половины и совсем не испачкалась в иле. Он лег на горячую печь. Ее сегодня топили дважды — готовили нищу на три семьи. Она истопилась совсем недавно, поэтому воздух, наполненный остатками дыма и едкой горечью, лез в глаза. У Степы от этой горечи пошли слезы. Фима принесла ему поесть. Жалея его, сказала:

— Не плачь, братец, после завтрака постираю твои портки, они быстро высохнут, опять пойдешь на улицу.

— Да я вовсе не плачу, у меня слезы от дыма, — возразил Степа.

Близнецы все еще хохотали, не могли остановиться.

— Не к добру они так хохочут, — охая, проговорила больная бабушка Орина. — Какое-нибудь несчастье накличут.

— Я их сейчас успокою, — сказала Пракся, доставая с полки увесистую ясеневую мешалку.

Петярка и Михал не стали дожидаться, когда тяжелая палка пройдется по их спинам, схватили свои шапки и зипуны и убежали из избы. Убегая, Петярка крикнул Степе:

— Теперь ты «Топляк».

Степа молчал. Ему было очень неприятно такое прозвище. Но что может сделать один против двоих, к тому же они старше его на четыре года. Разве с ними сладишь. Вот приедет Иваж, он им тогда покажет, как дразниться. Тогда Степа напомнит им и про то, как они от смеха над ним катались по лавке. За все расквитается...

Из леса пришел Охрем, принес разных корявых, причудливо изогнутых наростов и корневищ, зверообразных трутов и множество сосновых шишек. Все это высыпал на лавку. На них с визгом набросились большенькая девочка Васены и дочка Пракси, стали расхватывать себе игрушки. Степе было завидно, но он не мог слезть с печи без портков. Фима понесла на речку полоскать всю его одежду и портянки. Когда еще они высохнут! Он сам пошел бы в лес и набрал бы этих игрушек не меньше, чем дядя Охрем.

Охрем тем временем подсел к столу, заговорил о том, что скотина здесь ходит без присмотра, пастух ей не нужен.

— Здесь мне делать нечего, — продолжал он.— Для трех коров пастуха держать не будут, слишком накладно. Будущей весной наведаюсь в Алтышево.

— Знамо, кто пойдет пастухом на три коровы, — согласилась и Пракся.

— Пойти-то пойдут, трех коров пасти легче, чем полсотню, да для вас, говорю, накладно будет, — сказал Охрем.

В разговор вмешалась и Марья:

— Волков, знать, нет, коли коровы ходят без присмотра?

— Какое там нет. Вот подойдет зима, под самые окна придут выть, — сказала Пракся.

Васена держалась в стороне и в разговор не вмешивалась. Она была очень недовольна поведением мужа и сердито поглядывала на него. Когда тот попросил чего-нибудь поесть, она не выдержала:

— Нет у тебя, Охрем, ни капельки стыда, ходишь по лесу, игрушки собираешь. Разве для этого сюда переселился?! Дмитрий уже закончил делать низ избы, а ты еще и места не выбрал, где ее ставить.

Охрем расхохотался на всю избу, слово Васена сказала ему какую-то острую шутку.

— Дмитрию надо торопиться, у него двое сыновей. А может, скоро будет и третий. Сыновьям нужна изба. Ау нас растут девки, для чего им изба, им нужны игрушки.

Васена умолкла. С Охремом бесполезно говорить, когда он сядет на своего конька.

Дмитрий еще до возвращения Охрема ушел к своей избе, туда же собрались и Марья с Фимой. Уходя, Марья сказала Степе, чтобы он тоже шел к ним, как только высохнет его одежда.

Степа с завистью смотрел на лесные игрушки дяди Охрема, возле которых копошились две кривоногие девочки. Что они понимают в таких игрушках? Дать бы тряпичных кукол, больше бы обрадовались.

Поев, Охрем собрался определить место для своей избы. С ним пошла и Васена. Ольгу оставили нянчить маленькую девочку. Степа то и дело щупал свои портки, но они еще не высохли. Ему очень хотелось слезть и посмотреть, что принес дядя Охрем из леса. Но стеснялся Ольги. Маленькие девочки и больная бабушка Орина не в счет. Та ничего не видит, а эти не понимают. Но Ольга, видно, никуда не собиралась уходить, хотя грудная девочка и заснула. Со двора пришла Пракся и села за прялку. Теперь нечего было и думать о том, чтобы слезть с печи, пока не высохли портки.

До того как пришли дед Охон с Иважем, Дмитрий успел приготовить низ избы: вкопал восемь столбов-кряжей и сделал яму для подвала. Кроме того, они с Марьей обнесли двор высоким плетнем из ивовых прутьев. Из такого же плетня сделали для лошади конюшню и стойло корове. Конюшню и коровник следовало бы срубить из бревен, но Дмитрий это дело отложил до будущего лета. Сразу всего не сделать. Зима была не за горами, и следовало поторопиться с избой. Дед Охон с Иважем с первого же дня принялись за свое дело. Им в помощь Дмитрий нанял старика Назара. Охрем тоже помогал. Бревна были толстые, двоим с ними не справиться. Пока плотники готовили под низ дубовые бревна, Дмитрий с женщинами съездили в лес, привезли два воза мха. Потом Дмитрий стал делать для двора навес, а Марья не отходила от печи, целый день готовя еду на пятерых мужчин и семью. Степа во дворе помогал отцу.

Покончив с навесом двора, Дмитрий стал помогать плотникам. Ставить избу Охрему отложили до следующего лета. Зиму две семьи могут провести в одной избе. Семья Охрема из-за тесноты у Назаровых перешла жить к Кудажам. Фима с Ольгой устроились ночевать в их бане. Там хотя и не так удобно, но не было клопов. Иваж спал в стоявшем в стороне на пригорке сарае, до отказа набитом душистым сеном. В Баеве у Дмитрия никогда не бывало столько сена; отпала вечная тревога за корм скоту.

Когда сруб подвели под крышу и проконопатили мхом, Дмитрий с Марьей перешли спать в свою избу. Конечно, еще не было ни окон, ни дверей, но это была своя изба. Оконные проемы закрыли соломенными матами, двери завесили пологом.

— Помнишь, как в первый год после свадьбы почти до самого рождества мы с тобой спали во дворе, на сеновале! — спросила Марья, стеля постель в углу на полу.

Дмитрий кашлянул и промолчал. Он не любил пустых разговоров. Где же спать молодым, как не во дворе, если в избе тесно и большая семья?!

Эти последние три-четыре недели, живя в чужой избе, они редко были одни. Поэтому и вспомнили первый год супружеской жизни, оказавшись вдвоем в холодной избе.

— Что-то долго ты ходишь легкая? — спросил жену Дмитрий.

— Кончилось мое легкое время, Митрий, третий месяц пошел, как кончилось.

Они долго молчали. Дмитрий про себя подсчитывал, на какое время придутся роды. «Должно быть, это случится около ильина дня, в самый разгар жатвы», — подумал он, а вслух сказал: