Валентин Пикуль - Избранные произведения. I том

— Ваше величество, а если убьют не вас, а меня?

— Тогда, любезный друг, все будет наоборот, и падалью станешь ты… Ну, соглашайся скорее: твоему королю сейчас некогда!

На этот раз его солдаты пошли в сражение с церковным гимном, как на похороны. Сражение под Лейтеном началось с ошибки самого Фридриха: он разбил авангард имперских войск, приняв его за правое крыло противника. А когда дым отнесло ветром в сторону, король тихо свистнул:

— Рано мы обрадовались. Аванпосты смяты, но вон там, очень далеко, целехоньким стоит правое крыло… Надо снова поломать голову. Эй, Циттен!

— позвал король. — Всех пленных, которые нам уже попались, пусть твои гусары оборвут и вываляют в грязи. А потом, чтобы воодушевить войска, ты проведи этих чумазых оборванцев перед фронтом моих гренадер…

Психология — фактор, который Фридрих постоянно учитывал. Вид понурых и растерянных австрийцев, которых в путах — связками! — протащили перед строем, придал бодрости прусским ветеранам. До двух часов дня противники бились еще вполсилы, лишь вызнавая слабости друг друга. Затем король решился.

— Самое больное место, — сказал он, — это сам Лейтен! Инфантерию пустить вперед «македонской фалангой», эшелоны на виду противника перестроить в плутонги. Это несложно для нас, но я хочу ошарашить врага нашими отличными порядками и дисциплиной…

Лейтен был каменной большой деревней, с форштадтами и воротами, словно крепость. Вокруг Лейтена — плетни из древней лозы, а из-за плетней пучками вылетали пули…

— Не пройти! — доложили Фридриху.

— Не рассуждать, — ответил король.

— Все уже погибли, — доложили ему.

— Все, кроме тебя? — спросил король. — Иди же теперь умри и ты, собака!

Пруссаки ложились под Лейтеном труп на трупе, а сверху еще труп. Это был страшный пирог из мертвецов-солдат, аккуратно прослоенный начинкой из офицерских трупов…

— Молодцы, ребята! — похвалил их король. — Только полковник у вас из навоза… Другого надобно на его место! Встал с земли капитан Меллендорф и воздел шпагу.

— Король, прощай! — закричал он истошно.

— Прощай и ты, — ответил ему король…

Сорок пушек встретили капитана под самыми воротами. Но Меллендорф проскочил под ядрами, в остервенении садил кулаками в доски:

— Клянусь дьяволом, я буду сегодня в Лейтене! И его батальон прорвался в Лейтен, а капитан был уже в чине полковника (к вечеру Меллендорф стал генералом).

Де Катт, подойдя к королю, повернул к нему циферблат часов:

— Уже четыре, король. Скоро стемнеет.

Из седла прогорланил Фридриху хрипатый Циттен:

— Моя кавалерия устала ждать!

— Ах, черт вас всех побери! — воскликнул король. — Если она устала ждать, так пусть отдохнет в атаке… Циттен, вперед!

В треске ружей и сабельном визге армия австрийцев стала удирать от Лейтена к другому городу — к Лиссе, чтобы укрыться за его каменными стенами.

— Тьфу! — сплюнул король.

— Ваше величество чем-то недовольны? — спросил де Катт.

— Эти мозгляки удрали, и теперь мне надо вылущивать их, как семечко из скорлупы, из этой Лиссы!

— Но мы победили под Лейтеном.

— Теперь должны победить под Лиссой… Пока я не убью хотя бы пятьдесят тысяч солдат венской кузины, я не уйду отсюда. Сейчас мне нужна не просто победа. Мне нужен второй Россбах! Там я повалил французов, здесь уничтожу Австрию!

После боя генералы собрались в палатке короля, но Фридрих, сумрачный, никого из них хвалить не стал:

— Вы устали, господа? Хорошо. Более я не стану утруждать вас. Лейтен

— ваш, а Лисса — за мной… И он вышел к своим ветеранам, снял шляпу.

— Дети мои! — провозгласил исступленно. — Нет ли среди вас охотников прогуляться ночью до Лиссы? Нет, охотников не было. Уже полегли, как побитые.

— Дети мои! — снова закричал король. — Вы напрасно отказываетесь. Эту прогулку вы проделаете вместе со мною…

Он вскочил на коня. Рядом с ним пристроился офицер.

— А ты кто таков? — пригляделся Фридрих в потемках.

— А я — тот самый… Все жду, когда вас убьют.

— Молодец! Жди и дальше… Впереди такая волшебная ночка, что будет неудивительно, если утречком я тебя закопаю!

Во главе маленького отряда Фридрих добрался до постоялого двора на дороге. Трактирщик вышел к ним с фонарем, осветил мрачных всадников.

— Ну-ка, проводи нас до Лиссы, — сказал король. — Хлопотная у тебя жизнь, приятель. Почти такая же, как у меня…

— Ах, сударь, — отвечал трактирщик, беря под уздцы лошадь Фридриха, — если бы не этот негодяй прусский король! Вчера он убил моего старшего сына под Лейтеном, а младший взял ружье и сейчас сидит в Лиссе… Как только женщина могла породить такого вампира, пожирающего наших младенцев!

— Свети лучше нам, — невозмутимо велел ему король, ни разу не перебив страшного рассказа. — Свети, мы тебе заплатим.

Кони ступили на мост. Во мраке уже вырос вал, обсаженный липами. Осторожно пруссаки въехали в Лиссу; впереди отряда выступал конь с королем. Из-под шляпы, надвинутой на глаза, Фридрих зорко взирал на уличную суетню; вспыхивали и гасли в окнах огни обывателей. Три солдата несли на спинах соломенные снопы, и король, свесясь из седла, схватил одного из них за шкирку:

— Куда несешь солому?

— Ведено поджечь мост, как только подойдет Фридрих.

— Брось солому! Фридрих давно спит… Да и охота ли королю шляться по ночам в такой темени?

В одном месте их встретили стрельбой. Австрийцы из окон домов исхлестывали пруссаков пулями. Вокруг короля рушились из седел мертвецы, пуля разбила фонарь трактирщика. Четыре пули подряд попали в лошадь Фридриха, и она легла на живот, как подломленная. Король быстро перескочил на другого коня:

— Я знаю улицы в Лиссе… За мной!

Копыта застучали по твердой дороге, которая, стелясь, струилась серебряной полосой, как река. Впереди чернел остов древнего замка, качались цепи навесного моста. Фридрих оглянулся — за ним скакали только три гусара.

— На мост, ребята! — И кони проскочили через мост. Во дворе замка спешились. В узких софитах здания разом забегали тени людей, замелькали свечи в руках лакеев. Фридрих толкнул массивные двери — вступил внутрь; он угодил прямо в штаб австрийской армии. Отступать было поздно (его уже узнали). Опираясь на трость, он шагнул вперед и приподнял шляпу.

— Bonsoir, messieurs, — сказал король, входя, и повторил по-немецки:

— Добрый вечер, господа! «Именно под таким названием («Добрый вечер, господа!») этот момент Семилетней войны часто разрабатывался немецкими живописцами. Советскому читателю он хорошо известен по картине талантливого художника Адольфа Менцеля.» О, какое приятное общество. А я так истосковался в дороге…

Остолбенело взирали на прусского короля генералы Марии Терезии, а Фридрих не спеша стянул перчатки и улыбнулся.