Валентин Пикуль - Избранные произведения. I том

— Эта прекрасная де Бомон, — признался затем Людовик министру Пралену, — всегда приносит мне удачу… Я обязательно должен отблагодарить его! Вы не знаете, что он любит?

Прален был племянником бывшего министра Шуазеля и потому сам стал министром, заменив дядю. К де Еону он относился как к мелюзге, но шевалье заставил его переменить мнение о себе. Весь Париж был ошарашен новостью, казавшейся невероятной.

— Трактат готов и везут ратификации, — сообщили Пралену.

— Кто везет? Сам Роберт Вудд или…

— Нет, их везет наш кавалер де Еон!

— Как? — Пралена почти выбросило из кресла от удивления. — Неужели англичане спятили?

— Да, ваше сиятельство, они так очарованы секретарем герцога Нивернуа, что, противу всех древних обычаев, доверили отвезти ратификации де Еону…

Так и было. Доверие подвое, если не считать, что при отъезде де Еона из Англии его закидали на пристани тухлой рыбой.

— Вот тебе за Ньюфаундленд! — кричали британцы. Лондонцы пронюхали о взяточничестве тори, газеты выстреливали угрозы но адресу парламента, который за деньги продался французам. Лорд Кадмен, этот блестящий оратор, и таинственный журналист «Юниус» позволили себе глумиться даже над королем Великобритании — Георгом III…

Зато де Еон совершил блистательный въезд в Париж: толпы народа встречали посланца мира, карета его утопала в цветах.

— Мир, французы! — выкрикивал де Еон. — Я привез вам мир… Остров Мартиника остается за нами, а Куба — испанцам, как и прежде… Дела отечества не так уж плохи, французы!

Парижане бежали следом за каретой, а голытьба кричала:

— Еще… еще что?

И де Еон утешил бедняков Франции:

— Ньюфаундлендская треска, это я вам обещаю, будет на столе бедняков, как и раньше…

Прален встретил его с распростертыми объятиями:

— Король ждет… Отчего я не знал вас раньше? Вы же замечательный дипломат Франции! Что вы любите? Ничего, кроме денег? Отлично… Три тысячи ливров для начала — от меня. Едем же…

Людовик был в восторге:

— Я не имею обыкновения целовать мужчин, но вас… вас…

И он послал де Еону воздушный поцелуй с кончиков пальцев.

Де Еон, бодая шпагой позади себя воздух, расшаркался.

— Правда, Дюнкерк… — поморщился король. — Но бог выше нас! Не нам, не нам печалиться… Шесть тысяч ливров вы получите из моей шкатулки. Жалованье — в три тысячи, и… нагнитесь!

Де Еон нагнулся — шею его облег муар.

— Орден святого Людовика… вам! Какие имеете просьбы?

— Ваше величество, — сказал де Еон, охрипший от крика, — соблаговолите сурово наказать моих кредиторов, которые имеют наглость требовать, чтобы я вернул им свои долги, уже давно протухшие от старости!

Людовик хлопнул его по плечу:

— Я расплачусь за вас, мой славный шевалье.

И король вывел де Еона на балкон — явил его толпе:

— Французы! Вот человек, который привез нам мир…

— Урра-а… мир, мир, мир!

Людовик захлопнул за собой балконные двери, и сразу в комнатах Версаля наступила тишина, словно в пустой банке.

— Я благодарен вам за мир, — сумрачно произнес король. — Теперь как раз пришло время, чтобы подумать о войне…

Де Еон, приложив ладонь к сердцу, склонился в поклоне:

— С рвением еще большим я готов трудиться на благо военных подвигов вашего королевского величества!

Нивернуа недаром прозвали «сильфом» — он никак не мог усидеть на месте. Лондон уже осточертел ему, и герцог засыпал друзей и министров с просьбами об отозвании его. В этих просьбах смешалось все в одну кучу: зайцы и подагра, туманы Лондона и любовь к графине Рошфор, басни и капуста, политика и пудинги, которых Нивернуа органически не переваривал.

Надо было подыскать замену, и Прален вспомнил графа Герши — того самого Герши, который получил пощечину от де Еона на берегу Везера.

Прален не замедлил с отозванием Нивернуа.

— Ваше величество, — доложил он Людовику, — с вашего соизволения на место Нивернуа я назначаю графа Герши.

— Выскажитесь в пользу Герши, — произнес король.

— Имею к тому три довода. Вот первый: Герши в стесненных обстоятельствах — и службою поправит свои дела…

— Второй!

— Маркиза Помпадур, — напевал Прален, — будет недовольна, если Нивернуа заменят кем-либо из банды графов Брольи.

— Хм… из банды? Ну, ладно. А третий довод каков? Прален помялся, но король одобрил его вялой улыбкой:

— Смелее, Прален! Мы же старые друзья.

— Вашему величеству уже известно о той упоительной связи, которую я пылко поддерживаю с женою графа Герши.

— Вы настоящий мужчина, Прален! — похвалил его король. — Но последний ваш довод мы переставим на первое место, ибо он самый существенный, и граф Герши да будет послом в Лондоне.

Назначение было заверено, и только тогда Прален сознался:

— Правда, сир, нас ожидает с Герши маленькое неудобство.

— Что такое?

— Дело в том, что этот старый осел Герши совсем не умеет писать грамотно. Право же, нет глупее человека во Франции!

— Это уже не столь важно, — вслух подумал Людовик. — Герши не виноват, что у него были плохие родители. А писать за него станет кавалер де Еон… Кстати, — добавил король, — этот шевалье как раз из «банды Брольи».

Лучше бы король не говорил этих слов. Прален люто ненавидел семейство Брольи — соперников Шуазелей, и тут же министр решил выбить из седла и самого де Еона. Этот шевалье, по мнению Пралена, и без того получил немало славы. Париж ласкал его как дипломата, дуэлянта, шахматиста и писателя. «Налоги в древности и во Франции» — эта книга де Еона теперь имела еще больший успех, нежели раньше; ее читали повсюду.

— Говорят, он пишет что-то о России, которую любит и куда его тянет, словно задорного петуха на мусорную свалку… — так негодовал Прален.

Однажды де Еону случилось быть в обществе у писателя Сен-Фуа; шевалье подвыпил и разошелся вовсю. Здесь же присутствовал и министр Прален, который подлил масла в огонь.

— Говорят, — сказал он, — вы имеете какое-то особое мнение об этой ужасной баталии, когда герцог Субиз…

— Это подлец известный! — прервал министра де Еон. — Мнение же мое совсем не особое, а лишь честное, ибо я свидетель мужества графов Брольи…

Этого было вполне достаточно, и Сен-Фуа шепнул ему:

— Как вы неосторожны! Мой совет вам: скорей уезжайте в Англию.

— Опять секретарем посольства? Сен-Фуа подошел к Пралену и намекнул ему на желание де Бона быть послом в Лондоне, а не секретарем миссии.

— Сорванец не помрет от скромности, — хмыкнул Прален…

Но тут де Еону помогло нетерпение «сильфа» Нивернуа, который усиленно рвался из Лондона в объятия графини Рошфор и к тарелкам с соусами парижской кухни.