Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

— Откуда ты знаешь? — ответила она. — Может, вернемся домой — а тут только записка, что он уехал парижским поездом…

— Давайте сделаем так, — сказал Берни. — Ллойд, пообещай матери, что как минимум месяц ты еще будешь дома. Это не такая уж плохая мысль — нужно обстоятельно обо всем разузнать, а не лезть на рожон. Пусть мама успокоится, хотя бы на время. А там мы снова поговорим об этом.

Это был типичный для Берни компромисс, рассчитанный на то, чтобы дать каждому отступить, не уступая; однако связывать себя обещаниями Ллойду не хотелось. С другой стороны, не мог же он просто запрыгнуть в отходящий поезд. Ему надо было выяснить, что предпринимает испанское правительство, готовясь принять волонтеров. В идеале ему бы хотелось поехать вместе с Ленни и остальными. Понадобится виза, иностранная валюта, башмаки, наконец…

— Хорошо, — сказал он. — В течение месяца я буду здесь.

— Обещаешь? — сказала мама.

— Обещаю.

Этель успокоилась. Минуту спустя она напудрилась — и выглядела уже почти как обычно. Она допила чай. Потом надела пальто, и они с Берни ушли.

— Ну ладно. Я тоже ухожу, — сказала Милли.

— А ты куда? — спросил Ллойд.

— В «Гэйети».

Это был мьюзик-холл в Ист-Энде.

— А шестнадцатилетних разве пускают?

— Это кому шестнадцать? — она бросила на него озорной взгляд. — Уж не мне, конечно. Во всяком случае, Дейв идет, а ему всего пятнадцать, — она говорила о Дейве Уильямсе, сыне дяди Билли и тети Милдред.

— Ну, хорошего вам вечера.

Она направилась к двери, но вернулась.

— Смотри, чтоб тебя и правда там не убили, дуралей! — Она крепко обняла его и вышла, больше ничего не сказав.

Услышав, как хлопнула наружная дверь, он подошел к телефону.

Ему не нужно было долго вспоминать номер. Он отчетливо помнил прощание с Дейзи — как она обернулась, уходя, и, обаятельно улыбнувшись из-под соломенной шляпки, сказала: «Мэйфэр, два-четыре-три-четыре».

Он поднял трубку и набрал номер.

Что он собирался сказать? «Вы сказали, чтобы я позвонил, — вот я и звоню»? Это было глупо. Сказать правду? «Не то чтобы я вами восхищался, но просто не могу выкинуть вас из головы…» Можно было бы ее куда-нибудь пригласить, но куда? На собрание партии лейбористов?

Ответил мужской голос.

— Добрый вечер. Вы позвонили миссис Пешковой.

Ллойд подумал, что, судя по почтительному тону, трубку снял дворецкий. Ну конечно, мать Дейзи арендовала в Лондоне дом с прислугой.

— Это Ллойд Уильямс… — он хотел добавить что-то, объясняющее или оправдывающее его звонок, и сказал первое, что пришло на ум: — Из колледжа Эммануэль. — Это ничего не значило, но он надеялся, что произведет впечатление. — Могу я поговорить с мисс Дейзи Пешковой?

— К сожалению, ее нет, профессор Уильямс, — сказал дворецкий, решив, что звонит преподаватель. — Все ушли в оперу.

Ну конечно, разочарованно подумал Ллойд. Ни одна светская особа не станет вечером сидеть дома, тем более в субботу.

— Да, я вспомнил, — солгал он. — Она мне говорила, что пойдет, но я забыл. Ковент-гарден, не так ли? — он затаил дыхание.

Но дворецкий ничего не заподозрил.

— Да, сэр. Насколько я помню, они пошли на «Волшебную флейту».

— Благодарю вас, — сказал Ллойд и положил трубку.

Он пошел к себе в комнату и переоделся. В Вест-Энде обычно надевали вечерний костюм, даже когда шли в кино. Но что он будет делать, когда окажется там? Денег на билет у него не было, к тому же опера скоро кончится.

Он поехал на метро. Лондонский Королевский дом оперы располагался неприлично близко к фруктовому и овощному рынку. Два этих учреждения ладили, так как часы их работы не пересекались: рынок начинал работать с трех-четырех часов утра, когда даже самые большие любители развлечений отправлялись по домам, и закрывался до начала первого спектакля.

Ллойд прошел мимо закрытых досками рыночных рядов и заглянул через стеклянные двери в ярко освещенный вестибюль Дома оперы. Там было пусто, и до него донеслись приглушенные звуки музыки Моцарта. Он зашел внутрь. Со свойственной аристократам небрежностью он спросил служащего:

— Во сколько опускается занавес?

Будь он в своем твидовом костюме — ему бы наверняка ответили, что это не его дело. Но смокинг был одеждой аристократии, и служащий ответил:

— Минут через пять, сэр.

Ллойд сдержанно кивнул. Если бы он сказал «спасибо», он бы выдал себя.

Он вышел из здания и прошелся по кварталу. Сейчас было затишье. В ресторанах заказывали кофе, в кино мелодрамы приближались к кульминации. Скоро все изменится — на улицах появятся толпы людей, зовущих такси, направляющихся в ночные клубы, целующихся, расставаясь на автобусных остановках, и спешащих на последний пригородный поезд.

Он вернулся к Дому оперы и вошел внутрь. Оркестр молчал, публика только что начала выходить из зала. Освободившись после долгого сидения в своих креслах, все оживленно беседовали, хвалили певцов, критиковали костюмеров и планировали поздний ужин.

Он увидел Дейзи почти сразу.

Она была в лавандово-лиловом платье с открытыми плечами и в маленькой накидке из меха норки цвета шампанского и выглядела восхитительно. Она вышла из зала во главе небольшой компании парней и девушек ее возраста. Ллойд огорчился, узнав в идущем рядом с ней по лестнице, застеленной красным ковром, Малыша Фицгерберта. Тот нашептывал ей что-то, и она весело смеялась. Следом за ней шла та интересная немецкая девушка, Ева Ротман, в сопровождении высокого молодого человека в парадном военном мундире.

Ева узнала Ллойда и улыбнулась. Он обратился к ней по-немецки:

— Добрый вечер, фройляйн Ротман. Надеюсь, вам понравилась опера?

— Очень понравилась, спасибо, — ответила она. — Я не заметила вас раньше в зале.

— Эй, народ, говорите по-английски! — благодушно окликнул их Малыш. Судя по голосу, он был слегка нетрезв. Он был по-своему обаятелен, этакий беспутный гуляка, похожий на мрачноватого, но симпатичного подростка или породистую собаку, получающую слишком много лакомств. У него была приятная манера общения и наверняка он мог и очаровывать, когда ему это было нужно.

— Виконт Эйбрауэн, — сказала Ева, — это — мистер Уильямс.

— Мы с ним знакомы, — сказал Малыш. — Он учится в «Эмме».

— Здравствуйте, Ллойд! — сказала Дейзи. — А мы идем в трущобы!

Ллойд уже слышал это выражение. Это означало — ходить по забегаловкам Ист-Энда и развлекаться среди рабочих такими зрелищами, как, например, собачьи бои.

— Я уверен, что Уильямс знает такие места, — сказал Малыш.

Ллойд задумался лишь на миг. Готов ли он был терпеть Малыша ради того, чтобы быть в компании с Дейзи? Конечно, готов!

— Вообще-то знаю, — сказал он. — Показать вам?