Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

Грег сдержал ярость.

— И чего же он требовал? — спросил он.

— Он велел мне уезжать, немедленно. Позволил написать тебе письмо, но сказал, что прочитает его. Потребовал, чтобы я вернулась сюда, в Вашингтон. Мне было так тяжело расстаться с тобой.

Грег вспомнил собственные страдания.

— Мне тоже, — сказал он. Ему захотелось протянуть руку через столик и взять ее за руку, но он не был уверен, что это ей понравится.

Она продолжала:

— Он сказал, что будет мне платить каждую неделю — чтобы я не встречалась с тобой. И до сих пор мне платит. Всего несколько долларов, но на оплату жилья хватает. Я пообещала, но мне хватило духу поставить ему одно условие.

— Какое?

— Что он сам никогда не станет пытаться со мной переспать. А если будет приставать — я все расскажу тебе.

— И он согласился?

— Да.

— Мало кому из тех, кто пытался ему угрожать, это сходило с рук.

Она отодвинула тарелку.

— А потом он сказал, если я нарушу слово, Джо изрежет мне лицо. И Джо показал мне свою бритву.

Теперь все части пазла встали на место.

— Вот поэтому ты до сих пор боишься.

В ее темном лице не было ни кровинки от страха.

— Ты себе не представляешь как!

— Джеки, прости меня, — сказал Грег почти шепотом.

Она вымученно улыбнулась.

— Думаешь, он был так уж не прав? Тебе было пятнадцать. Не лучший возраст, чтобы жениться.

— Если бы он сказал мне это, все могло быть по-другому. Но он сам решает, что будет дальше, и просто делает это, словно больше никому не позволено иметь собственное мнение.

— И все же мы хорошо провели время.

— Еще бы.

— Я была твоим подарком.

Он рассмеялся.

— Лучшего подарка я в жизни не получал!

— Ну а чем ты сейчас занимаешься?

— На лето устроился работать в пресс-службу Госдепартамента.

Она поморщилась.

— Наверное, это ужасно скучно.

— Наоборот! Это так интересно — когда на твоих глазах сильные мира сего, не вставая из-за стола, принимают решения, от которых меняется ход истории! Они правят миром!

Она посмотрела на Грега с недоверием, но лишь сказала:

— Ну, наверное, это поинтереснее, чем работа официантки.

Он начал понимать, как далеко они ушли друг от друга.

— А в сентябре я вернусь в Гарвард доучиваться. Мне остался последний год.

— Уверена, что однокурсницы тебя обожают.

— У нас много ребят, а девочек мало.

— Но у тебя-то в них нет недостатка?

— Не могу тебе врать… — Интересно, подумал он, сдержит ли Эмили Хардкасл свое обещание сходить к врачу насчет предохранения.

— На ком-нибудь из них ты женишься, у вас родятся красивые детки, и вы поселитесь в домике на берегу озера.

— Я бы хотел сделать карьеру в политике, стать, может, госсекретарем или сенатором, как отец Вуди Дьюара…

Она отвела взгляд.

Грег подумал, что, должно быть, домик у озера — ее мечта… Ему стало жаль ее.

— У тебя получится, — сказала она. — Я знаю. У тебя такой вид, что я в этом уверена. У тебя и в пятнадцать лет был такой вид. Ты такой же, как твой отец.

— Что? Да ладно!

Она пожала плечами.

— Грег, подумай сам. Ты знал, что я не хочу тебя видеть. Но натравил на меня частного сыщика. «Он сам решает, что будет дальше, и просто делает это, словно больше никому не позволено иметь собственное мнение». Ты сказал это о нем минуту назад.

Грег расстроился.

— Надеюсь все же, что я не совсем такой, как он.

Она окинула его оценивающим взглядом.

— Суд еще не вынес окончательного решения.

Официантка взяла у нее тарелку.

— Десерт? — спросила она. — Сегодня персиковый пирог очень вкусный.

Десерт ни он, ни она не захотели, и официантка подала Грегу счет.

— Надеюсь, я удовлетворила твое любопытство? — спросила Джеки.

— Спасибо, я тебе очень благодарен.

— В следующий раз, если встретишь меня, просто иди дальше.

— Ну, если ты хочешь именно этого…

Она встала.

— Давай выйдем порознь. Мне так будет спокойней.

— Как скажешь.

— Удачи, Грег.

— И тебе удачи.

— Оставь официантке чаевые, — сказала она и ушла.

В октябре снег шел и таял, и на улицах Москвы было холодно и мокро. Володя искал в кладовке валенки — традиционную обувь из шерсти, согревающую зимой ноги москвичей, — и с изумлением обнаружил шесть ящиков водки.

Его родители не были любителями выпить. Они редко позволяли себе больше одной рюмки. Время от времени отец бывал на долгих сталинских обедах со старыми товарищами — такие обеды бывали продолжительными и отличались обилием выпивки — и домой являлся под утро, едва попадая в дверь, пьяный в стельку. Но дома у них бутылки водки хватало на месяц.

Володя пошел на кухню. Родители завтракали — шпротами с черным хлебом и чаем.

— Отец, — сказал Володя, — а зачем у нас в кладовке запас водки лет на шесть?

Отец удивился.

Они оба посмотрели на Катерину, та покраснела. Она включила радио и приглушила звук до негромкого бормотания. Неужели подозревает, что в квартире стоят прослушивающие устройства, по-думал Володя.

Потом она сказала, тихо, но сердито:

— А на что вы собираетесь жить, когда придут немцы? Мы уже не будем привилегированной элитой. Не сможем покупать еду на черном рынке — придется голодать. Я уже стара, чтоб торговать собой. А водку будут брать охотнее, чем золото.

Володя был потрясен, услышав от матери такие слова.

— Немцам сюда не добраться, — сказал отец.

Володя не был в этом уверен. Немцы снова наступали, забирая Москву в клещи. На севере они дошли до Калинина, на юге — до Калуги, и тот и другой город — около полутора сотен километров от Москвы. Потери Советского Союза были невообразимо велики. Месяц назад в державших оборону войсках Красной Армии насчитывалось восемьсот тысяч человек, а осталось — по подсчетам, легшим Володе на стол, — девяносто тысяч.

— Да кто же их остановит?! — сказал отцу Володя.

— Их линии снабжения растянуты. Они не подготовлены к нашей зиме. Когда они ослабеют, мы перейдем в контрнаступление.

— Так почему же вы перевозите правительство из Москвы?

Чиновников перевозили за три тысячи километров на восток от Москвы, в город Куйбышев. Вид правительственных служащих, выносящих из учреждений и складывающих в грузовики коробки с документацией, действовал на жителей столицы деморализующе.

— Это просто предосторожность, — сказал Григорий. — Сталин все еще здесь.

— Есть выход, — сказал Володя. — У нас сотни тысяч людей в Сибири. Они необходимы здесь в качестве подкрепления.

Григорий покачал головой.

— Мы не можем оставить восток незащищенным. Япония по-прежнему является угрозой.

— Мы же знаем, что Япония не станет нападать на нас! — сказал Володя и покосился на мать. Он знал, что нельзя обсуждать в ее присутствии то, что является военной тайной, но продолжил: — Токийский источник предупредил нас о том, что Германия собирается напасть на нас, — и оказался прав. Теперь он говорит, что японцы не нападут. Неужели мы снова ему не поверим?