Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

— Так или иначе, нам все равно, — отозвался Дейв.

Они договорились никогда не заводить разговор об этом сомнении ни с кем, в том числе с самим Джоном Ли.

Бракосочетание Камерона происходило в современном костеле в небольшом городе Отвоцке в пригороде Варшавы. Камерон принял католицизм. Дейв был убежден, что обращение в другую веру — поступок абсолютно циничный.

Невеста была в белом платье, в котором выходила замуж ее мать: полякам приходилось перешивать одежду.

Дейв отметил про себя, что Лидка стройна, привлекательна, с длинными ногами и отличным бюстом, но в очертании ее губ ему показалось что-то жестокое. Возможно, он судил о ней слишком строго: пятнадцать лет в роли рок-звезды выработали в нем циничное отношение к девушкам. По своему опыту он знал, что они ложились в постель с мужчинами, стремясь получить для себя какую-то выгоду, чаще, чем полагали большинство людей.

Три подружки невесты сшили себе короткие летние платья из хлопковой ткани ярко-розового цвета.

Свадебный обед состоялся в американском посольстве. Оплатил его Вуди Дьюар, но посольство выделило в изобилии продукты и из напитков не только водку.

Лидкин отец рассказал анекдот наполовину на польском, наполовину на английском.

«В государственный мясной магазин входит покупатель и просит полкило говядины.

«Нема» — у нас нет.

«Тогда свинины».

«Нема».

«Телятины».

«Нема».

«Курицу».

«Нема».

Покупатель уходит. Жена мясника говорит:

«Он сумасшедший».

«Конечно, — говорит мясник. — Но какая память!»

Американцы озадаченно переглянулись, а поляки от души рассмеялись.

Дейв просил Камерона никому не говорить, что его шурин — один из исполнителей в ансамбле «Плам Нелли», но, как всегда, это стало известно, и Дейва обступили друзья Лидки. Подружки новобрачной суетились вокруг него, и было ясно, что Дейв может ложиться в постель с любой из них или даже, как намекнула одна из них, со всеми тремя одновременно, если он того пожелает.

— Вам нужно познакомиться с моим бас-гитаристом, — сказал Дейв.

Когда Камерон и Лидка танцевали первый вальс, Бип негромко шепнула Дейву:

— Я знаю, что он отвратительный тип, но он мой брат, и я не могу не радоваться, что он наконец кого-то нашел.

— Ты не думаешь, что Лидка просто авантюристка, которой нужен американский паспорт?

— Как раз этого и боятся мои родители. Но Камерону тридцать четыре года, а он до сих пор не был женат.

— Ты, наверное, права, — заметил Дейв. — Что ему терять?

Таня Дворкина дрожала от страха, когда присутствовала на заседаниях первого национального съезда «Солидарности» в сентябре 1981 года.

Он начался с проповеди в кафедральном костеле в Оливе, северном пригороде Гданьска. Две островерхие башни угрожающе возвышались по обеим сторонам низкого барочного портала, через который делегаты входили в костел; Таня села с Данутой Горской, ее соседкой в Варшаве, журналисткой и организатором «Солидарности». Как и Таня, Данута писала умеренно ортодоксальные статьи для официальной прессы, в частном порядке проводя свою Собственную программу.

Архиепископ читал примиренческую проповедь о мире и любви к родине. Хотя папа был восторженно настроен относительно «Солидарности», в польском духовенстве на ее счет согласия не наблюдалось. Оно ненавидело коммунизм, но было сторонником авторитарной власти, враждебной демократии. Некоторые священники героически бросали вызов режиму, но церковная иерархия хотела замшить безбожную тиранию тиранией христианской.

Однако Таню беспокоила не церковь, не любые другие силы, стремящиеся расколоть движение. Гораздо более зловещими являлись маневры советских ВМС в Гданьском заливе и «наземные учения» стотысячного контингента советских войск на восточной границе Польши. Согласно статье Дануты в сегодняшней «Трибуна люду», демонстрация мускульной силы — это ответ на растущую агрессивность Америки. Но бесполезно было кого-то дурачить. Советский Союз хотел всем показать, что он готов к нападению, если «Солидарность» что-то затеет.

После службы девятьсот делегатов на автобусах отправились в студенческий городок Гданьского университета, где в огромном спортивном зале «Оливия» должен был проходить съезд.

Все это было в высшей степени провокационно. Кремль ненавидел «Солидарность». Ничего столь опасного не происходило ни в какой стране советского блока более чем за десятилетие. Демократично избранные делегаты со всей Польши собирались, чтобы провести и принимать резолюции голосованием, а компартия вовсе не контролировала ситуацию. Это был общенациональный парламент во всех отношениях, разве что не по названию. Он получил бы название революционный, если бы большевики не опорочили это слово. Неудивительно, что Советы встали на дыбы.

Спортивный зал был оборудован электронным табло. Когда Лех Валенса вышел на трибуну, на табло зажегся крест и лозунг на латыни «Polonia semper fidelis» — «Польша всегда верна».

Таня вышла к своей машине и включила радиоприемник. По всем диапазонам станции работали в нормальном режиме. Советы еще не осуществили вторжение.

Весь субботний день прошел без драматических событий. Только во вторник Таню снова обуял страх.

Правительство опубликовало законопроект о рабочем самоуправлении, который давал право профсоюзам совместно с руководством предприятия решать вопросы о назначении на рабочие места. Таня с усмешкой подумала, что президенту Рейгану никогда не пришло бы в голову предоставить такие права американцам. Но и в таком виде законопроект показался «Солидарности» недостаточно радикальный, поскольку он не предусматривал право рабочих нанимать и увольнять людей. И тогда съезд предложил провести общенациональный референдум по этому вопросу.

Ленин, должно быть, перевернулся в мавзолее.

Более того, было добавлено положение, согласно которому, если правительство откажется провести референдум, профобъединение организует его самостоятельно.

Таню снова пронзил страх. Профобъединение начинало играть руководящую роль, которая обычно принадлежала компартии. Атеисты завладевали церковью. Советский Союз никогда не потерпит этого.

Резолюцию приняли единогласно при одном голосе против, и делегаты встали и зааплодировали.

Но это было еще не все.

Кто-то предложил направить обращение к трудящимся Чехословакии, Венгрии, Восточной Германии и «всем народам Советского Союза». В нем, в частности, говорилось: «Мы поддерживаем тех из вас, кто решился вступить на трудный путь борьбы за свободное профсоюзное движение». За него проголосовали поднятием руки.

Они зашли слишком далеко, думала Таня. Советы больше всего боялись, что поход поляков за свободу распространится на другие страны за «железным занавесом». И делегаты воодушевляли их именно на это. Вторжение теперь казалось неизбежным.