Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

Это отряд протестантов.

Сами себя они, конечно, именуют иначе. Утверждают, как поведал сэр Реджинальд, будто готовятся к обороне на случай возможного вторжения испанцев. Мэр и епископ Джулиус ни капельки им не верили, но ничего не могли поделать. Полтора десятка человек городской стражи были бессильны арестовать и посадить под замок несколько сотен рекрутов, даже если те нарушали закон, — а насчет последнего имелись сомнения.

Ролло наблюдал, как молодые люди на площади нападают на пеллы, все увереннее, решительнее и точнее.

— Это не совпадение, — сказал он. — Они прослышали о нашем приближении и собрали свой отряд, чтобы нас задержать.

— Граф Суизин, если ваши бойцы вступят в город… — Сэр Реджинальд замялся. — Боюсь, начнется потасовка и кровопролитие на улицах.

— Мои крепкие деревенские парни зададут жару этим хлипким протестантишкам!

— Олдермены не желают пускать ваших людей.

— Так заставьте их! — процедил Суизин.

— У меня нет права. И мне пригрозили арестом, если я стану упорствовать.

— Пусть попробуют. Мы вас вызволим.

— Нам придется пробиваться через треклятый мост, — заметил Барт.

— Справимся. — Суизин презрительно хмыкнул.

— Положим много народу.

— Они знали, на что подписывались.

— А с кем мы тогда пойдем на Хэтфилд?

Ролло искоса поглядывал на Суизина. Граф был из тех, кто никогда не отступает, даже если все против него. Но сейчас на лице графа читалась нерешительность напополам с яростью.

— Не удивлюсь, если то же самое происходит в других городах, — сказал Барт. — Протестанты, думаю, повсюду готовятся сражаться.

Об этом Ролло как-то не подумал. Хотя следовало бы сообразить: если Суизин по его совету собрал свой отряд, что мешало протестантам прийти к той же мысли. Теперь вместо набега, который хотели провести быстро и по-тихому, им грозила кровавая гражданская война. А чутье подсказывало Ролло, что английский народ не хочет гражданской войны — и потому вполне может выплеснуть свое негодование на тех, кто эту войну развяжет.

Начинало походить на то, что крестьянских парней придется отослать по домам.

Двое мужчин вывалились из стоявшей неподалеку таверны «Колокол» и устремились в направлении сэра Реджинальда. Тот же как будто что-то вспомнил.

— Граф, вам сообщение, — сказал он Суизину. — Они прибыли около часа назад. Я велел им подождать в таверне, чтобы они не разминулись с вами по дороге.

Ролло, присмотревшись, узнал гонцов, которых Суизин отсылал во дворец Ламбет. Что же ответил архиепископ Поул? Этот ответ способен все изменить. Если архиепископ их поддержал, отряд Суизина еще может дойти до Хэтфилда. А если нет, проще сразу распустить людей.

Старший из двух гонцов заговорил:

— От кардинала не было ответа.

Сердце Ролло упало.

— То есть как? — прорычал Суизин. — Что значит, не было ответа? Он вообще ничего не сказал, что ли?

— Нас допустили к его помощнику, канонику Робинсону. Каноник сказал, что кардинал слишком болен, чтобы читать письма, тем более на них отвечать.

— Помирать собрался, никак? — процедил Суизин.

— Да, милорд.

Вот и все, подумал Ролло. Главный поборник католической веры в Англии на смертном одре, а стране грозят потрясения и неизбежные перемены. Сопротивляться бессмысленно. До сих пор мысль похитить Елизавету и послать за Марией Стюарт казалась проблеском надежды, и многие соглашались, что это предприятие может обернуться успехом. Но теперь оно стало выглядеть чистой воды самоубийством.

Порой, сказал себе Ролло, судьба принимает сторону дьявола.

Нед отправился в Лондон и принялся бродить возле дворца Сент-Джеймс в ожидании вестей о здоровье королевы Марии Тюдор.

Марии стало сильно хуже 16 ноября, и протестанты поспешили дать этому дню, еще до захода солнца, прозвище Среды надежд. Стучавший зубами Нед на следующее утро явился с толпою зевак к привратной кирпичной сторожке — и слышал собственными ушами, как слуга, выглянувший из будки на рассвете, прошептал: «Умерла».

Юноша бросился на постоялый двор «Карета и лошади», велел оседлать коня, а сам растолкал своего гонца, Питера Хопкинса. Пока тот одевался и завтракал кружкой эля, Нед писал записку, извещавшую Елизавету о смерти Марии Тюдор. Вскоре гонец ускакал.

А Нед вернулся к сторожке и снова затесался в толпу, которая сделалась многолюднее прежнего.

На протяжении нескольких часов через ворота сновали господа важного вида, должно быть, придворные, а также бесчисленные гонцы. Нед терпеливо ждал. Когда из ворот показался Николас Хит, юноша последовал за ним.

Хит, архиепископ Йоркский, являлся, пожалуй, наиболее могущественным человеком во всей Англии. Еще он был канцлером королевы Марии и хранителем Большой королевской печати. Сесил пытался, конечно, привлечь его в ряды сторонников Елизаветы, но Хит оставался непоколебимым. Что ж, теперь ему придется выбирать, чью сторону взять.

Сопровождаемый свитой, архиепископ верхом направился в Вестминстер, где собирались, как полагалось, на утреннее заседание члены парламента. У ворот этого дворца тоже собралась немалая толпа. Хит громко объявил, что будет говорить с лордами и общинами вместе, так что всем следует идти в палату лордов.

Нед попытался было проскользнуть в ворота за спинами свиты архиепископа, однако стражник его остановил. Юноша всплеснул руками, будто изумленный такой помехой, и воскликнул:

— Я здесь по поручению принцессы Елизаветы! Она велела мне все разузнать и доложить.

Стражника эти слова нисколько не убедили, но Хит услышал — на что и рассчитывал Нед — и вмешался.

— Я тебя помню, юноша, — сказал он. — Ты приходил ко мне с сэром Уильямом Сесилом.

— Да, ваша светлость. — Нед постарался не подать виду, что искренне удивлен памятливостью архиепископа.

— Пропусти его, — распорядился Хит.

Стражник посторонился.

Присутствие архиепископа на заседании парламента означало, что вопрос о престолонаследии может решиться быстро, в особенности если Хит поддержит Елизавету. Принцессу знали и уважали, она приходилась сестрой покойной королеве — и проживала неподалеку, в каких-то двадцати милях. А Марию Стюарт англичане толком не знали, разве что судачили о том, что она вышла замуж за француза и живет в Париже.

Словом, обстоятельства вроде бы складывались в пользу Елизаветы. Но церковь стойко поддерживала Марию Стюарт.

В палате было шумно, члены парламента, разбившись на кучки, вели оживленные беседы. Все наверняка обсуждали одно и то же — и дружно замолчали, когда архиепископ встал перед ними.

— Господь в Своей неизреченной милости этим утром призвал к Себе нашу королеву Марию, — сказал Хит.