Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

Ребенок под мышкой у Пьера пошевелился, и Пьер вновь ощутил странное, необъяснимое желание полюбить это отродье и заботиться о нем.

Конечно, придется постараться, чтобы объяснить исчезновение ребенка де Гизов, пусть и бастарда, но Пьер уже придумал подходящее объяснение. Вернувшись в дом, он выгонит повитуху и служанку. А кардиналу Шарлю расскажет, что ребенок родился мертвым, а Одетта, мол, обезумела от горя настолько, что отказывается это признавать. Продолжая идти к собору, Пьер сочинил несколько подробностей — дескать, она пыталась кормить трупик грудью, наряжала его, клала в колыбель и уверяла, что ребенок заснул…

Шарль, разумеется, что-то да заподозрит, однако в целом история вполне правдоподобная, а доказательств обратного никаких, поэтому Пьер почти не сомневался, что справится. За минувшие два года он твердо усвоил, что кардинал Шарль его недолюбливает и вряд ли изменит свое мнение, но при этом считает его чересчур полезным, чтобы обращать внимание на некоторое своеволие. Пьер знал наверняка — пока остается незаменимым, он может чувствовать себя в безопасности.

На улицах было как всегда многолюдно. Пьер миновал громадную кучу мусора — пепел, рыбьи кости, поношенная обувь, зловонное человеческое дерьмо и помет с конюшен… Ему пришло в голову, что младенца вполне можно оставить в очередной такой куче, нужно только убедиться, что никто не увидит. Но потом Пьер заметил крысу, глодавшую голову мертвой кошки, и сообразил, что младенца ожидает та же участь, разве что его примутся глодать заживо. Нет, на это у него духа, пожалуй, не хватит, он все-таки не чудовище.

Пьер пересек реку по мосту Нотр-Дам и вошел в собор. Очутившись в нефе, он неожиданно для себя засомневался в своем плане. Как обычно, в соборе было много людей — священников, молящихся, паломников, уличных торговцев и шлюх. Пьер медленно прошел по нефу и поравнялся с боковой часовенкой, посвященной святой Анне. Сможет ли он положить ребенка к ногам статуи, оставшись незамеченным? Судя по всему, нет. Для отчаявшейся женщины, наверное, это не имело бы значения, поскольку никому не было бы до нее дела, и она успела бы ускользнуть и раствориться в толпе, прежде чем кто-нибудь соизволил бы спохватиться. Но на хорошо одетого мужчину непременно кто-нибудь посмотрит, просто из интереса. Если ребенок хотя бы пискнет, Пьеру грозят неприятности. Он плотнее прижал к себе крошечное тельце под плащом, чтобы заглушить любой звук, какой этому уродцу вздумается издать. Надо было прийти сюда поздно ночью или рано утром… Но куда прикажете девать ребенка?

Худенькая молодая женщина в красном платье привлекла внимание Пьера, и у него родилась мысль. Нужно предложить какой-нибудь шлюхе деньги, пусть заберет ребенка и подложит к статуе. Никто из гулящих девиц его не узнает, значит, и ребенок останется неопознанным.

Он совсем уже собрался обратиться к женщине в красном платье, когда, к своему ужасу, услышал из-за спины знакомый голос:

— Пьер, милый мой, как поживаешь?

Это был его университетский наставник.

— Отец Муано! — пролепетал Пьер.

Вот незадача! Если младенец заплачет, придется во всем сознаваться.

Красное, мясистое лицо священника лучилось улыбкой.

— Рад тебя видеть. Слыхал, ты образумился и завел семью.

— Ну да, — промямлил Пьер, изнемогая от дурных предчувствий. — Прошу прощения, святой отец, но мне сейчас некогда. Вынужден вас оставить.

Муано явно задела эта отповедь.

— Конечно, сын мой, негоже откладывать дела из-за пустых разговоров.

Пьеру отчаянно хотелось исповедаться священнику в своих бедах, но еще сильнее было желание унести ноги — и младенца — из собора.

— Извините, святой отец, — повторил он. — Я навещу вас в ближайшее время, если позволите.

— Заходи, как будет время, — язвительно пригласил Муано.

— Обязательно. Всего хорошего!

Муано молча отвернулся, показывая, что обижен.

Пьер устремился вдоль нефа к выходу. Жаль, очень жаль, что пришлось обидеть Муано, единственного человека, с которым он мог бы поделиться одолевавшими его заботами. У Пьера были хозяева и были слуги, но друзьями он как-то не обзавелся — не считая Муано. А теперь сам оттолкнул своего единственного друга.

Постаравшись выбросить встречу с Муано из головы, Пьер двинулся по мосту в обратном направлении. Надо было выкинуть младенца в реку, и все дела. Правда, его бы заметили. И никакой отец Муано не смог бы убедить в том, что этакое убийство устроилось по воле Господа. Грехи, совершенные ради высоких целей, обыкновенно отпускались, но всему есть предел.

Что ж, если не получилось оставить ребенка в соборе, нужно отнести его к монашкам. Пьер знал женский монастырь, при котором имелся сиротский приют; этот монастырь располагался на оживленной восточной окраине Парижа, неподалеку от семейного особняка де Гизов. Он свернул в ту сторону. Следовало, пожалуй, поступить так с самого начала, идти в собор было ошибкой.

Монастырь, который Пьер имел в виду, именовался монастырем Святого Семейства. При нем имелся не только сиротский приют, но и школа для девочек и маленьких мальчиков. Подходя ближе, Пьер различил звонкие детские голоса. По ступеням крыльца он поднялся к высокой резной двери, открыл ее и вошел в холодную и тихую залу с каменным полом.

Пьер вынул младенца из-под плаща. Ребенок еще дышал и, не открывая глаз, сучил перед собой крохотными ручонками, будто пытаясь пососать собственный палец.

Вскоре в залу вошла молодая монахиня — и сразу же уставилась на ребенка.

Пьер заговорил своим самым убедительным тоном:

— Мне немедленно нужно встретиться с вашей матерью-настоятельницей.

— Конечно, мсье. — Монашка, похоже, ничуть не устрашилась; да и кто, скажите на милость, испугается мужчину с младенцем на руках? — Могу я узнать, как вас представить?

Этого вопроса Пьер ожидал.

— Скажите, что пришел доктор Жан де ла Рошель. Я из коллежа Святой Троицы в университете.

Монашка приоткрыла дверь во внутренние помещения.

— Будьте любезны, обождите здесь.

Пьер послушно вошел в милую комнатку с раскрашенными деревянными фигурками Марии, Иосифа и малютки Иисуса. Единственным предметом мебели в комнатке была скамья, но садиться Пьер не стал.

Несколько минут спустя за ним явилась монахиня постарше.

— Доктор Рошель?

— Де ла Рошель, — поправил Пьер. Ошибка в фамилии вполне могла оказаться намеренной; так его могли проверять.

— Прошу прощения. Я мать Ладуа.

— Видите ли… Мать этого младенца одержима дьяволом!

Пьер вложил в эти слова все обуревавшие его чувства.

Потрясенная мать Ладуа поспешно перекрестилась.

— Помилуй нас, Господи!

— Нельзя доверять ей воспитание ребенка. Дитя погибнет.