Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

Гринленд потянул за веревку, как бы проверяя надежность узла, что выглядел завязанным на совесть, и Барни догадался, что первому помощнику не очень-то понравились слова насчет пиратства.

Юноша сменил тему и стал расспрашивать о своем брате.

Нед, как выяснилось, приезжал в Кингсбридж на Рождество, в новом и дорогом на вид черном плаще; выглядел он старше своих двадцати лет. Джонатан знал, что Нед трудится на сэра Уильяма Сесила, который занимал должность государственного министра; в Кингсбридже поговаривали также, что Нед, несмотря на свою молодость, сделался заметной фигурой при дворе. Сам Джонатан столкнулся с ним в соборе на Рождество, но мало что выяснил: Нед крайне уклончиво объяснял, чем именно занимается на королевской службе, и Джонатану даже показалось, что он каким-то образом затесался в полную тайн и недосказанностей игру международных отношений.

— Не могу дождаться, когда их увижу, — с чувством произнес Барни.

— Понимаю тебя.

— Осталась, верно, всего пара дней?

Джонатан потянул за другую веревку и отвернулся.

Никто, конечно, не ждал, что придется сражаться на пути из Антверпена в Кум через Английский канал, однако Барни считал, что должен отработать проезд, и потому провел полную проверку всех пушек «Ястреба».

Торговые суда оснащались пушками, ибо от этого зависела их участь. Мореходство считалось — и было — опасным занятием. Если случалась война, вражеские корабли и суда мгновенно становились законным призом, а европейские страны воевали между собой едва ли не чаще, чем заключали перемирие. В мирное время нападение на суда других стран признавалось пиратством, однако это мало кого останавливало. И потому каждый корабль и каждое судно готовились при необходимости защищаться.

На «Ястребе» было двенадцать пушек — бронзовых миньонов [80] Противопехотные пушки, также известные как серпентины; на флоте применялись в основном для отражения попыток абордажа. Калибр миньона обычно составлял 76,2 мм, а стреляли такие пушки, как правило, пятифунтовыми ядрами. , то есть малых орудий, стрелявших четырехфунтовыми зарядами. Они располагались на орудийной палубе, сразу под главной, верхней, по шесть с каждого борта. Стреляли эти пушки сквозь квадратные отверстия в бортах, для чего пришлось изменить конструкцию корпуса. В прежние времена такие отверстия для пушек изрядно ослабили бы способность судна выдерживать волнение моря. Но «Ястреба» строили по образцу испанских каравелл: толстые бревна внутреннего костяка обеспечивали прочность, а доски обшивки прилегали к этому костяку, как кожа прилегает к ребрам. В результате, даже если вражеские ядра вдруг проделают в корпусе множество дыр, судно вовсе не обязательно должно было пойти ко дну.

Барни прочистил и смазал пушки, убедился, что они свободно катятся взад и вперед, и кое-что починил, воспользовавшись инструментом умершего в плавании кузнеца. Еще он проверил ядра и заряды; стволы у всех пушек были одинаковой толщины, поэтому ядра для них оказались одного размера.

Главной его заботой было следить за порохом. От морской воды и влажности порох мог отсыреть, поэтому Барни удостоверился, что на орудийной палубе хватает мешков с древесным углем, подвешенных на веревках к потолку, — от угля воздух делался суше. Также следовало регулярно переворачивать пороховые бочки: составляющие пороха — селитра, древесный уголь и сера — при долгом хранении разъединялись, более тяжелая селитра опускалась на дно бочек, и смесь становилась бесполезной. В армии Барни приучился переворачивать бочки с порохом раз в неделю, а на борту «Ястреба» вспомнил эту науку.

Кроме того, он пристрелял пушки. Тратить впустую заряды и ядра не хотелось, но шкипер Бэкон позволил сделать несколько выстрелов. Все стволы покоились на опорах с ручками, торчавшими по обе стороны и ложившимися в пазы на станине, отчего было намного проще задирать или наклонять ствол. Под углом сорок пять градусов, при котором пушка стреляла на самое дальнее расстояние, четырехфунтовый заряд отправлял ядро в полет почти на милю, точнее, на тысячу шестьсот ярдов. Угол стрельбы изменяли, подпирая торец ствола клиньями. Если ствол лежал ровно, ядро пролетало около трехсот ярдов. Из этого Барни заключил, что каждые семь градусов вверх от горизонтали дают приблизительно двести ярдов к дальности. Из армии он прихватил с собой железный угломер с отвесом и нанесенными на изгиб поверхности метками. Просовывая этот инструмент в ствол, юноша мог точно измерить угол стрельбы. На суше все получалось просто здорово, но на море, из-за постоянной качки, стрельба велась менее прицельно.

На четвертый день пути Барни понял, что переделал все дела, и потому снова пошел к Джонатану. Судно пересекало какую-то бухту. Берег тянулся по левому борту, как было с тех самых пор, когда «Ястреб» вышел из устья Шельды в Английский канал. Барни вовсе не считал себя знатоком морского дела, но ему казалось, что побережью Англии уже давно пора показаться справа.

Юноша нахмурился.

— Как думаешь, сколько нам еще до Кума?

Джонатан пожал плечами.

— Не знаю.

Барни заподозрил неладное и решил уточнить:

— Мы ведь плывем в Кум, так?

— Ну да. Но не сразу.

— Что значит «не сразу»? — забеспокоился Барни.

— Шкип Бэкон со мною своими тайнами не делится. И ни с кем другим тоже, если на то пошло.

— Но ты вроде намекаешь, что мы плывем не домой?

— Я просто слежу за берегом.

Барни повернул голову и присмотрелся. Глубоко в бухте, у самого берега, вырастал из воды островок, одинокая скала, которую венчала огромная церковь, что виделась издалека исполинской чайкой. Церковь выглядела знакомо; Барни с ужасом сообразил, что видел ее раньше, причем дважды. Это место звалось Мон-Сен-Мишель; он проплывал мимо по дороге в Севилью, три года назад, а потом наблюдал, когда направлялся из Испании в Нидерланды, два года назад.

— Мы что, плывем в Испанию? — поинтересовался он у Джонатана.

— Похоже на то.

— Ты меня не предупредил!

— Я сам не знал. А пушкарь нам был нужен.

Барни не составило труда догадаться, зачем «Ястребу» понадобился пушкарь. Это объясняло, почему Бэкон согласился его нанять, хотя на борту почти не было работы для кузнеца.

— Значит, вы с Бэконом меня обманули.

Джонатан снова пожал плечами.

Барни поглядел на север. Где-то там, в шестидесяти милях отсюда, лежит Кум.

Юноша перевел взгляд на остров с церковью. До того было около пары миль, а волны вздымались на добрых три фута. Вплавь не добраться, ни за что. Это будет самоубийством.

После долгого молчания он спросил:

— А из Севильи мы поплывем в Кум, я надеюсь?

— Может быть, — ответил Джонатан. — Может быть.