Евгения Тур - Мученики Колизея

Недалеко от Болоньи, в укрепленном замке находился гарнизон; Аларих взял замок, разрушил его и пошел вдоль болот Равенны. Он миновал ее, но опустошил окрестности Анконы. Римская армия, не принимая сражения, постыдно отступала. Римляне, погрязшие в неге, роскоши и разврате, не умели уже биться, даже и тогда, когда дело шло о защите их отечества, семейств и состояния и вверяли эту защиту наемникам. Аларих подвигался к Риму, все сжигая и грабя на пути своем. Перейдя через Аппенинские горы, он разрушил, ограбил и сжег все крепости и города, лежавшие в долинах Тибра. Пред его полчищами бежало население и гарнизоны, успевшие уйти вовремя. Эти беспорядочные, обезумевшие от страха толпы бежали к Риму и наполнили его; они прибавили к его и так многочисленным жителям несметные полчища пришельцев, лишенных имущества и крова. Рим был переполнен и поражен ужасом.

А между тем сам Аларих, по мере того как приближался к Риму, предавался смущению и внутреннему страху. Вот он этот Рим, стяжавший столько славы, повелитель вселенной, которому она поклонялась и который чтила! А он, Аларих, идет разорить великий город, где хранилась святыня христианская и языческие сокровища. Гордость, упоение, честолюбие наполнили сердце варвара и боролись в нем с тайным страхом.

Рассказывают, что старый пустынник, вышедший из бесплодных ущелий Аппенинских, пришел к Алариху и, обливаясь слезами, умолял его пощадить город, принадлежавший всему человечеству.

— Я иду не по собственной воле, — отвечал ему Аларих, — неведомая сила гонит меня вперед и безустанно твердит: «иди и возьми Рим!»

Войско Алариха было возбуждено и смущено, как и он сам. С детства всякий варвар слышал чудесные, дивные рассказы об этом властелине всех народов — Риме. Готы были уверены, что безнаказанно нельзя подойти к городу, что это был не город, но некий бог, и что самые стены, окружавшие столицу мира, метали гром и молнию. Страшная гроза, разразившаяся над городом Нарнией, поразила ужасом уже и без того смущенное войско Алариха; оно предалось панике и бежало. Сам Аларих, поддавшийся тому же чувству, овладел собою только у Акрикулума и остановил там свое бегущее войско. Оттуда он опять повернул к Риму, обложил его с севера и юго-запада и захватил устья Тибра; таким образом он мог остановить подвоз съестных припасов и заморить Рим голодом.

Появление Алариха под стенами Рима поразила и сенат, и народ. Так скоро не ожидали его, ибо все верили, что Аларих будет остановлен на пути своем битвами с наемными войсками, сопротивлением городов, крепостей и самого населения. Но население покорялось, крепости сдавались, войско отступало и полчища Алариха без битвы и борьбы обложили Рим. Такова была безурядица и безначалие в империи, что сенат не получал ни от кого никаких донесений и узнал о приближении Алариха от беглецов, наводнивших город.

При появлении варварских орд началось в Риме неописанное смятение и поздняя горячечная деятельность. Стены Рима принялись укреплять оборонительными машинами, камнями и метательными снарядами; обучали оробевшую чернь воинским приемам. Никто не знал ни своего места, ни своего дела; даже не знали, кто предводительствует войсками, обложившими Рим: самые сведущие утверждали, что это Аларих, а другие называли воевод убитого Стиликона. Взволнованный народ вопил, что Рим продан и, метясь по улицам, кричал: «смерть изменникам!» Даже лица образованные, из высших классов общества не отвергали предположения об измене. Они рассуждали так: как бы посмел варвар этот перейти всю Италию и подойти к самым воротам Рима, если бы путь его не был заранее расчищен. Это измена! Очевидно, что все было подготовлено прежде.

Таким образом убеждение в измене овладело всеми, с мала до велика, с сенатора до простолюдина. Так бывает всегда, когда бедствие постигнет внезапно давно уже нравственно умирающую страну, предавшуюся изнеженной лени, разврату и одной жажде золота, зрелищ и всякого рода наслаждений. При появлении беды в каком бы то ни было виде, весь народ и все общество, вместо того, чтоб обвинять самих себя, отыскивают измену. И не совсем неправы они. Измена есть, но она не там, где ее указывают. Когда всякий пренебрегает своим долгом, то изменяет отечеству и гневит Бога. Римляне искали изменников среди себя, забыв, что каждый из них изменял давно и постоянно самым священным обязанностям гражданина. Подозрения пали на Серену, мать регента, которая жила с дочерью в уединении, оплакивая смерть своего сына. Мятеж вспыхнул. Серену схватили и заключили в тюрьму. Сенат осудил ее и приговорил к смерти. Несчастная, ни в чем неповинная женщина была удавлена. Язычники припомнили, что во дни ее величия, когда она однажды, сопровождая отца-победителя, вошла с ним в храм Весты, где только что потух огонь, вечно горящий, она топтала ногами во прахе лежавшие статуи богов. Прибавляли, что она подошла к статуе Весты, сорвала с нее жемчужное ожерелье и с кичливою заносчивостью надела его на себя. Старая вознегодовавшая весталка горячо укоряла ее за это: тогда Серена, невзирая на ее преклонные лета, приказала своим невольникам выгнать ее из храма богини. Язычники, рассказывая это, прибавляли: а теперь ожерелье богини удавило ее! Христиане молчали, не будучи в состоянии оправдать поступок Серены и находя его противозаконным и безнравственным. Не приличествовало христианке обирать языческих богинь и рядиться в похищенное. Еще неприличнее и грешнее было гнать ни в чем неповинную старую женщину из ее единственного убежища.

Аларих стоял у ворот и стен Рима и пресек подвоз припасов. Голод начался в городе. Чернь взбунтовалась, бросилась в дома богатых, разграбила их, убила префекта Гилария. Но это не пресекло бедствия. Голод усиливался и заразительные болезни, следствия бескормицы, разразились с великою силой. Люди умирали тысячами. Тогда-то две знатные христианки, принцессы, Лета вдова императора Грациана и Писсамира мать ее, подали пример самоотвержения и истинно христианского милосердия. Они открыли настежь двери своего дворца и всякий день раздавали входящим купленные по неслыханно дорогой цене съестные припасы, призревали больных и сами ухаживали за ними.

Всякий день приводил с собою новое бедствие. Власти римские потеряли всякий разум. Потомки Этруссков, пришедшие искать приюта в стенах Рима, предложили свои заклинания — их племя всегда славилось знанием всяких чар. Многие христиане не постыдились прибегнуть к языческому колдовству, чтоб избавиться от зол, обрушившихся на Рим.

— Наши заклинания всесильны, — твердили потомки древних Этруссков, — мы накликали грозу и бурю и тем спасли город Норнию. Хотите, мы спасем и Рим?