Петроний Аматуни - Избранные сочинения в трех томах. Том 2. Если б заговорил сфинкс

И вот тут Апис — если не понял, не поверил в вероломство людей, то инстинктивно — рванулся к суше. По знаку Хену веревка натянулась — бык потерял равновесие. Он снова рванулся, но могучий Хену крепко ухватил его за рога и стал топить.

Теперь Апис догадался, в чем дело... В его взгляде немой ужас. Он хотел жить, только жить. Он рванулся — уже в последний раз, — тягостное предсмертное мычание пронеслось над равнодушной водой, захлебнулось ею, а рев фанатичной толпы как бы смял этот крик протеста и мольбы.

Мериптах обнял плачущую Туанес и нежно прижал к себе. Он молчал и сейчас, пораженный увиденным.

А в нескольких шагах от них, за высоким кустарником, рыдал в траве седовласый Инхеб. Он слышал крик Аписа, словно обращенный к нему. Мольбу о сострадании. Вопль о пощаде. Вой толпы уничтожил все остальные звуки. А в ушах Инхеба все еще звучал зов Аписа...

Главный жрец Хену сегодня герой дня. Он доволен собой, очень доволен. Со стороны — он, если можно так сказать, «незаинтересованное» лицо. Ведь Апис — священное животное бога Птаха, кому служил Хену верой и правдой.

Но Хену помнил главное. При живом Аписе состоял жрец Инхеб — некая доля доходов доставалась ему. Кстати, не ценящему богатство и влияние в обществе.

Теперь же — со смертью Аписа — должность Инхеба упраздняется и роль Хену станет более весомой. Доходы — тоже. Каждому — свое.

Например, жена Хену, неунывающая Сенетанх, затерявшаяся в толпе, думала сейчас о другом. Ее взор привлек красавец Кар. Она мысленно сравнивала его с мужем. Правда, это давалось с трудом. Хену вообще ушел в храмовые дела. А последние девять дней он «очищался» и не имел права прикасаться к женщине, даже если это жена. И Сенетанх порой совсем забывала о нем.

Вид Кара доставил ей удовольствие. Она пробралась к нему. Он охотно вступил с ней в беседу и, желая помочь, без труда приподнял ее, чтобы она видела через голову толпы происходящее на берегу.

Ощутив на себе сильные руки Кара, Сенетанх поклялась при удобном случае завоевать и его...

Человек начинается с внешности — так говорит Мериптах, которому Кар привык верить. Так вот это начало в Сенетанх — весьма привлекательное. И многообещающее. Кар не рожден однолюбом, как Мериптах, и смыслит в таких делах. Кар — сущий клад для женщин такого же свойства!

Он лежал сейчас на зеленой лужайке пологого берега, возле Хапи, величественно и задумчиво бегущей к северу. Кар тоже задумался. Вода располагала к этому сама по себе, а тут еще одиночество и ночь, наступившая быстро, как беда...

Думать же человеку всегда есть о чем: окружавший его мир полон Нечто, то есть неизвестного. Самое же самое Нечто — это для чего живет человек? Чтобы служить фараону и богам — утверждают жрецы. Чтобы разгадать Нечто — говорит Мериптах. Чтобы любить Мериптаха — призналась Туанес.

Вот поди и разберись...

А может быть, так и должно: у каждого своя цель? Собственная? А у Кара? Гм... Я живу, подумал Кар, точно зернышко в ожерелье: вместе со всеми — вещь, а отдельно?.. Отдельно это «зернышко» не дает даже ростков — ни жены, ни детей... А ведь жить еще предстоит долго, может быть Вечность! Говорят — человек не уничтожим: поживет на этом свете, а потом — в Царстве Запада уже без конца.

И Мериптах верит в это. Иначе, говорит он, жизнь человека бессмысленна и непонятно было бы — к чему его создали боги? Однако, если верить жрецам, это область богов, а в чужом саду следует вести себя осторожно и лучше вовсе покинуть его.

Во власти человека — другое. Можно прожить в этом мире дольше или уйти раньше, сделать себе гробницу большую или маленькую. Не зря художники изображают царя высоким, а фигуры даже его жены или приближенных — маленькими...

Но ведь люди и внешне разные. Как понять их внутренне отличие друг от друга? Мериптах и это знает: решающим будет то, как долго и за что именно будут живые помнить умерших!

Ну, а как надо жить, чтобы потом не жалеть себя?

Необходимо делать то, что доставляет тебе и другим удовольствие, отвечает его друг Мериптах. К примеру, рисовать, лепить или вырезать фигурки людей, животных, богов.

А я бы, подумалось Кару, я бы сейчас не прочь встретиться с красавицей Сенетанх!..

Едва он подумал так, как вдруг послышался шорох шагов по речной гальке, и пораженный Кар увидел... Сенетанх!

Не глядя в его сторону, она потянулась устало, медленно сняла свое платье и замерла между луной и Каром.

— Ах, это ты, — сказала она, вероятно почувствовав его присутствие, ибо он не издал даже крошечного, как пыльца лотоса, звука, а она не поворачивала головы. — Не смотри на меня...

В голосе ее не было испуга.

— Боги отнимут у меня зрение, если я перестану любоваться тобой, — прерывающимся голосом сказал он. — Где найдешь еще такую красу?!

— Довольно, — строго ответила чаровница. — Моя скромность не позволяет слушать такие речи! — Хотя Кар не произнес ничего недозволенного. — Ты вынуждаешь меня прервать твои слова...

Она решительно подошла к нему, присела рядом и прикрыла его рот своей маленькой дрожащей ладонью.

Лишенный возможности говорить, Кар заключил ее в свои могучие объятия.

— Так просто? — удивилась Сенетанх. — Если уж ты настаиваешь, то... сделай мне сперва какой-нибудь подарок. На память...

Кар пошарил рукой в темноте и, нащупав омытый и отшлифованный водой камешек, дал его Сенетанх. «Сопротивление» ее было сломлено, и Кар приник к ее губам.

«Не знаю, что есть в Царстве Запада, — подумалось ему, — но эта земная жизнь и есть настоящий дар богов!..»

Мериптах и Туанес проводили этот вечер возле «своей» скалы у Города мертвых. Солнце только что уступило место высокому яркозвездному небу, но прохладный ветер Ливийской пустыни, огибая Великую пирамиду, обходил и их стороной, не мешая теплу, струившемуся с раскаленных за день склонов молчаливой усыпальницы и теперь согревавшему их.

Он рассеян и замкнут. В такие минуты его чувства обострялись: он вдруг слышал самые отдаленные и бледные звуки, видел ночью, как кошка, и воспринимал совсем легкие — как мысль — запахи, в другое время недоступные ему.

Иногда раздражался по пустякам.

Но Туанес знала, что все это — вдохновение. И ждала... Когда же, по ее мнению, настала пора, она тихо обратилась к нему:

— Говори, я хочу слушать.

Скульптор, казалось, ждал этого.

— Смотри, Туанес, смотри... Люди приходят, уходят. А звезды вверху остаются. Так остаются многие творения людей. Как эта пирамида, вон те гробницы вельмож, скульптуры. Почему бы все это не назвать звездами людей, только на небосклоне Времени!

— Повтори, Мериптах.

— Вот эти пирамиды, Туанес. Скульптуры. Рисунки. Письмена. Я называю их сейчас: Звезды Времени! Понятно?