Алексей Разин - Исторические рассказы и биографии [Совр. орф.]

Иисус Христос сидит посреди длинного стола. Глаза его опущены; Он не смотрит на учеников, говоря о предателе. Возле Христа, по правую Его руку, — любимый ученик Его — Апостол Иоанн, далее — предатель, а за ним — Апостол Петр. Художник представил то мгновение, когда Божественный Учитель произнес Свои обвинительные слова, и на всех лицах учеников выразилось чувство недоумения и негодования на предателя.

Апостол Иоанн, глубоко огорченный словами Спасителя, слушает Апостола Петра, который сообщает ему свои подозрения, может быть, против одного из учеников, сидящих влево от Иисуса Христа.

Иуда, вполовину обернувшись назад, старается взглянуть в лице Апостолу Петру, чтобы узнать, о ком он говорит с таким жаром, а сам старается принять спокойный вид, чтобы отречься от обвинения. Но он уже открыт. Апостол Иаков, протянул левую руку чрез плечо Апостола Андрея и говорит св. Петру, что предатель возле него. Св. Андрей смотрит на Иуду с ужасом. Апостол Варфоломей, сидевший справа, налево от зрителей, встал, чтобы лучше видеть, кто предатель.

Налево от Иисуса Христа, Апостол Иаков уверяет, что предатель не он. Движение его тела в высшей степени естественно: он расставил руки и выдвинул беззащитную грудь. Апостол Фома встал с места, быстро подошел к Иисусу и, подняв одну руку, как-будто вопрошает: неужели один из нас?.. Святой Филипп, младший из Апостолов, встает чтобы уверять в своей верности, Апостол Матфей повторяет страшные слова Апостолу Симону; Апостол Фаддей указывает ему на Апостола Матфея. Апостол Симон, последний налево от Иисуса, в негодовании, как-будто восклицает: «Не может быть!»

Наша гравюра служит только для указания мест Апостолов и не может дать понятия о величественном подлиннике. Но и тут рассмотрев все лица, нельзя не заметить, что все окружающие Иисуса — ученики Его, и глаза невольно возвращаются к их Божественному Учителю. Глубокая скорбь, выраженная на Его лике, потрясает душу зрителя.

Дверь и два окна горницы представлены открытыми; вдали видны горы и деревья, освещенные последним светом вечереющего дня; это еще увеличивает печальное впечатление всей картины.

Если только был на свете человек, способный превосходно исполнить такой возвышенный предмет, так это был, конечно, Леонардо Винчи. В его кисти было то редкое благородство, которое у него поразительнее даже, чем у Рафаэля. В колорите Леонардо была какая-то задумчивая нежность, много теней, не было слишком блестящих красок. Наконец если принять в соображение, что картина его была огромная [5] 31 фут ширины и 15 ½ футов вышины. и исполнена с изумительным тщанием, не говоря уже о превосходном выражении, то нет ничего удивительного, что она была очень заметна в истории искусств. В картине все отделано, даже до малейших мелочей в драпировках, украшении стен, в складках скатерти.

Джиральда писал в 1554 году: «Драматический писатель должен следовать примеру знаменитого Леонардо Винчи. Когда этот великий живописец должен был внести в одну из своих картин какое-нибудь лицо, то он сначала спрашивал самого себя, что это за лицо, каков его характер, весело оно, или строго, спокойно, или нет, старо, или молодо, доброе оно, или злое. После продолжительного размышления он отвечал себе на все эти вопросы, и тогда отправлялся в такие места, где мог видеть людей, каких ему было нужно. Он внимательно изучал их движения, физиономию, манеры, и всякий раз, как только находил малейшую черту, подходящую к своему предмету, тотчас же рисовал ее в своем альбоме».

В самом деле, так и следует работать. Художник, пишущий иначе, наверное далеко отойдет от природы.

Леонардо Винчи сначала нарисовал головы Апостолов и Иисуса Христа карандашом; потом написал все фигуры масляными красками и наконец, после продолжительных приготовлений, принялся за самую картину, в столовой одного монастыря в Милане. Он написал ее на стене масляными красками, по способу, тогда только что изобретенному; он не решился писать водяными красками по свежей штукатурке , al fresco, потому что это было не в его характере. Работать аль-фреско мог только такой нетерпеливый гений, как Микель-Анджело; масляные краски дают возможность поправлять работу и несколько раз возвращаться к тому, что уже написано и кончено, а работа аль-фреско должна кипеть, и то, что кончено, через час уже не может быть исправлено.

Леонардо приходил обыкновенно в монастырь очень рано по утру; взбегал на свои подмостки и принимался за кисти. Там он забывал все на свете, даже самую пищу, и работал до позднего вечера. Другой раз он по три и по четыре дня не прикасался к своей работе, только приходил на час, или на два и стоял перед картиной, сложа руки; может быть, он сам разбирал и оценивал свою работу. Иногда летом, в полдень, когда от страшного жара улицы Милана бывали совершенно пусты, Леонардо шел через весь город от того места, где лепил свою колоссальную лошадь, в монастырь, торопливо брался за кисти, прибавлял одну, или две черты к какому-нибудь лицу и уходил опять работать.

Когда Франциск I, страстно любивший искусства, вошел победителем в Милан, (1515 г.), то ему вздувалось перенести Тайную Вечерю Леонардо во Францию. Он спросил у своих архитекторов, могут ли они, при помощи огромнейших балок и железных полос так укрепить стену, на которой была картина, чтобы она не разбилась в дороге? Никто не мог отвечать ему за успех этого дела. В наше время это было бы очень легко: стоило бы только перевести картину на полотно.

Картина, написанная в 1497 году, была тогда в полном блеске; но в 1540 году, как видно по запискам современников, она потускнела, а в 1560 году половина красок ее исчезла. В 1624 году в этой картине почти уже нечего было смотреть. Это понятно потому что монастырь стоит на сыром, низменном месте, и всякий раз, как в Милане бывают разливы рек, в столовую попадает вода. В 1762 году решено было поправить картину, и эта работа поручена была какому-то Беллотти, очень плохому живописцу. Беллотти устроил подмостки, затянул их полотном, работал несколько лет и наконец открыл свое полотно. Знаменитая картина была сильно испорчена.

Путешественники, смотря на картину, продолжали восхищаться живописью Леонардо Винчи, тогда как его работы осталось очень мало. Через пятьдесят лет, краски опять поблекли и опять решено было исправить ее. На этот раз многие толковали, кому поручить эту важную работу, и решили наконец отдать ее какому-то Мадза, который испортил ее совершенно. Этот вандал имел дерзость соскоблить железным долотом почтенные остатки великой работы Леонардо и переписать все по своему. Несколько наводнений довершили уничтожение картины, так что теперь в ней невозможно видеть ни одной черты Леонардо Винчи.