Алексей Разин - Исторические рассказы и биографии [Совр. орф.]

Тогда началась для Олимпии другая, новая жизнь. Домашние заботы о настоящем уж не мешали ей заниматься древностями, и успехи ее стали еще быстрее. Обе ученые подруги слушали лекции своих профессоров и сверх того принимали участие в поэтических и ораторских праздниках, которые давались герцогом; тут Олимпия торжествовала: она читала наизусть отрывки из Цицерона и других писателей, объясняла их, а иногда читала и свои собственные сочинения, как напр. похвальное слово Муцию Сцеволе, на греческом языке, сохранившееся до нашего времени. Конечно, тогда слушатели осыпали ее похвалами; но до нас дошли эти похвалы в записках современников. Вот что пишет, между прочим, один из них: «Тогда она декламировала по латыни, без приготовления говорила речи по-гречески, объясняла мысли величайшего из ораторов и отвечала на всевозможные вопросы».

Другой свидетель, с обыкновенною в то время напыщенностью, хвалит богатство ее мыслей и чистоту языка, «в котором она полными горстями рассыпает грацию и нежность». — «Девицы твоих лет, — говорит он, — любят собирать весенние цветы и плести себе из них тысячецветные венки; но ты срываешь цветы не однодневные, а в саду муз набираешь бессмертные венки, которые никогда не вянуть, но хорошеют с годами и каждый день цветут все лучше и лучше».

Почти все писали в то время такими вычурными фразами; точно так в детстве писала и сама Олимпия. Но потом, когда ей минуло шестнадцать лет, у нее стал заметен свой особенный характер; она стала меньше подражать, но — не в духе того времени было — писать проще. Вот например перевод одного из ее греческих стихотворений:

«Никогда один и тот же предмет не прельщает сердца смертных; никогда Юпитер не дает людям одинаковых вкусов. Кастор умеет укрощать лошадей, а Поллукс — лучше умеет бросать медный круг, хотя оба — дети Юпитера и Леды. Я тоже, хоть и женщина, оставила ткацкий станок, веретено, нитки и корзины. Я люблю только цветистые луга, посвященные музам, да Парнас двувершинный с веселыми хорами. Другим женщинам, может быть, нравятся другие удовольствия; но поэзия — моя слава, мое блаженство».

Конечно, всякий знает, что у древних Греков Юпитер считался повелителем всех прочих богов и людей, что в древности, кроме беганья, прыганья, борьбы, между другими гимнастическими упражнениями, было еще искусство бросать высоко вверх и вдаль медный круг. Всякий читал баснословный рассказ о том, как братья близнецы, Кастор и Поллукс, участвовали в знаменитом походе Аргонавтов, как Поллукс был бессмертен, а Кастор — нет, и потому был убит. Известно, что Поллукс просил своего отца, Юпитера, сделать бессмертным убитого брата, а тот разделил им бессмертие пополам, так что они стали жить и умирать поочередно. Юпитер превратил их в звезды и взял на небо, где они и составили созвездие Близнецы. Две звезды, известные теперь под названием Кастора и Поллукса, показываются поочередно: должно быть, поэтому-то и выдумана вся басня.

Все это очень хорошо известно; но не следовало людей называть не просто — людьми, а смертными, не надо было толковать о ткацком станке и веретене, тогда как Олимпия никогда не пряла и не ткала, и гораздо проще было бы поэзию назвать поэзиею, а не цветистыми лугами, посвященными музам.

Между тем, как при дворе Геркулеса II устраивались такие литературные праздники, в Европе начала разыгрываться реформация и стала проникать даже в Италию. Кальвин, бежавший из Парижа, был преследуем за свое учение в Ангулеме, в Нераке, скитался по разным городам и несколько времени прожил в Ферраре, где тоже успел распространить недоверие к папской власти и некоторые другие правила своего нового учения. Все семейство Олимпии приняло его убеждения.

После смерти старика Морато, отца Олимпии, подруга ее, Анна, герцогиня д’Эст, вышла замуж, а сама Олимпия впала в немилость при Феррарском дворе. Тогда на руках у нее осталась больная старуха мать, три сестры и маленький брат. Она поняла свои обязанности и стала выполнять их с большою любовью; сама хлопотала обо всем хозяйстве, сама с утра до вечера занималась образованием брата и беспрестанно присматривала за больною матерью. В то время ей было только двадцать два года.

После великолепной жизни в герцогском дворце, среди роскоши, удовольствий и льстивых похвал, ей пришлось жить в крайней бедности, терпеть обиды, унижение; придворные мстили ей за то, что она прежде так высоко стояла. В таких печальных обстоятельствах, ей всего нужнее были утешения веры, и она с увлечением предалась благоговейным размышлениям. Но самые тяжелые, страшные испытания были еще впереди.

Олимпия вышла замуж за молодого германского доктора, Грунтлера, который приезжал в Феррару оканчивать курс учения, и должна была вместе с ним ехать в Германию. В Италии нельзя было им жить, во-первых потому, что в те времена еще не было истинно христианской веротерпимости, и в Ферраре герцог преследовал всех приверженцев нового учения; а сверх того Грунтлер надеялся, при помощи некоторых покровителей, найти себе в Германии место и занятия, чтобы было чем жить.

Приехали в Аугсбург. Этот город знаменит в истории реформации и в истории возрождения наук. Там жили два простые купца, братья, по фамилии Фуггер; они разбогатели торговлей и все свое богатство употребляли на покровительство литературы и художеств. Дом Фуггеров был самый великолепный и огромный в Аугсбурге, и вот каким образом описывает его современник.

«Там множество драгоценных картин величайших итальянских живописцев и превосходное собрание портретов германского художника Луки Кранака. Но всего удивительнее в этом доме — собрание памятников древности, мозаик, медных и бронзовых статуй. Там попадаются изумленному зрителю все божества Олимпа: Юпитер с своими перунами, Нептун с трезубцем, Паллада с эгидой [7] Паллада или Минерва, или Атэна, или Афина — языческая богиня мудрости, искусств и войны. Она изображалась со щитом в руке, а на нем — голова Медузы, с змеями вместо волос. Грудь ее была защищена эгидой из чешуи чудовища, от которого она избавила Ливию. Возле нее изображалась сова, эмблема мудрости, и разные математические инструменты. Эгидой несправедливо называется щит Минервы. . Это диковины первой галереи. В другой комнате — собрание медалей подобранных с большим знанием; тут одна только статуя, волшебницы Цирцеи: она лежит на белом мраморном пьедестале, опершись на одну руку, и смотрит, как вокруг нее бродят несчастные, которых она обратила своими чарами в животных. Дальше — Диана, Минерва, Аполлон. Диво, что эти статуи так хорошо сохранились в продолжении стольких веков. А обломков, собранных в этом музеуме — бесчисленное множество. Невозможно насмотреться на голову бога сна, с закрытыми глазами, увенчанными маком. Говорят, что все эти драгоценности собраны за огромные деньги во всех краях Европы, а особенно в Греции и в Сицилии. Раймонд Фуггер жертвует огромными суммами: так он любит древности».