Барбара Кингсолвер - Библия ядоносного дерева

— Мботе, Анатоль!

— Мботе Беене-Беене, — ответил он.

У него были особые прозвища для моих сестер и для меня, не обидные, как у других (например, Муравьиха для Рахили или Бендука, что значит Хромоногая, для Ады), хотя Анатоль и не объяснял нам, что они означают. Он взъерошил волосы Руфи-Майе и пожал мне руку на конголезский манер, похлопав левой рукой правое предплечье. Папа говорил, этот обычай призван показать, что человек не прячет оружия.

— Какие новости, сэр? — спросила я Анатоля.

Папа так всегда начинал разговор с ним. Несмотря на то, что тот обед закончился плохо, отец доверял Анатолю и даже ожидал его визитов, не без нервозности, правда. Анатоль удивлял нас тем, что знал новости из внешнего мира, или уж по крайней мере из-за пределов Киланги. Нам не было точно известно, откуда Анатоль берет информацию, но она обычно оказывалась верной.

— Новостей полно, — произнес он. — Но прежде всего я принес вам кота в кармане.

Я обожала его английский. Произношение у него было британское, изящное, «всего» звучало скорее как «всиво», а «в кармане» как «в ка-армани». Однако в то же время его речь имела конголезскую интонацию, с одинаковым ударением на каждом слоге, будто ни одно слово не хотело стать главным в предложении.

— В мешке, — сказала я. — Мама говорит «кота в мешке» — «никогда не покупай кота в мешке».

— Ну, во всяком случае, это не кот, и вам не нужно его покупать. Если угадаешь, что это, вы получите это на ужин.

Через плечо у Анатоля была перекинута матерчатая коричневая сумка, которую он вручил мне. Закрыв глаза, я оценила ее на вес и ощупала. То, что находилось внутри, было размером с курицу, но слишком тяжелое для птицы. Я подняла сумку и посмотрела на круглую выпуклость снизу. Из нее торчали маленькие острые шипы, возможно, локти или коленки.

— Умвундла! — крикнула я, запрыгав, как маленький ребенок. Так назывался дикий кролик. Нельсон умел готовить жаркое из кролика с бобами мангванси и манго так, что даже Рахиль не могла устоять, такое оно было вкусное.

Я угадала. Анатоль улыбнулся своей волнующей белозубой улыбкой. Я даже не помнила теперь, каким он показался нам при первой встрече, когда мы были потрясены его ровными шрамами на лице. Теперь Анатоль представлялся мне просто мужчиной с широкими плечами, узкими бедрами, всегда в белой рубашке и черных брюках, с приветливой улыбкой и легкой походкой. Мужчиной, который был к нам добр. В его лице, помимо шрамов, были и другие примечательные черты: миндалевидные глаза и изящно очерченный подбородок. Я даже не отдавала себе отчета в том, как он мне нравился.

— Вы сами его убили?

Он поднял руки:

— Я был бы рад ответить «да», чтобы ты считала, будто ваш друг Анатоль опытный охотник, но — увы. Новый ученик принес его сегодня утром в оплату за учебу.

Я заглянула в сумку. Кролик лежал там, со своей маленькой меховой головкой, неестественно откинутой назад на сломанной шейке. Он не был убит — попался в капкан. Я прижала сумку к груди и покосилась на Анатоля.

— Вы действительно забрали бы его, если бы я не угадала?

Он улыбнулся:

— Я дал бы тебе столько шансов, сколько нужно, чтобы угадать.

— А к своим ученикам вы так же снисходительны, когда спрашиваете их на математике или французском?

— О нет, мисс! Я раскалываю им головы палкой и с позором отправляю домой.

Мы оба рассмеялись.

— Анатоль, пожалуйста, приходите к нам сегодня на ужин. Благодаря этому кролику у нас будет полно еды.

На самом деле из этого кролика получилось бы скромное жаркое, и, мо́я после ужина посуду, мы все равно были бы голодны — мы уже старались приучить себя к постоянному чувству голода. Но так положено благодарить в Киланге. Я наконец усвоила кое-какие правила местного этикета.

— Может быть, — ответил Анатоль.

— Мы сделаем жаркое, — пообещала я.

— Бобы мангванси очень дороги на базаре, — напомнил он. — Из-за засухи. Все огороды высохли.

— Я знаю, у кого они есть, — у мамы Нгузы. Она заставляла своих детей носить воду из ручья и поливать огород. Вы его видели? Это же чудо!

— Нет, я не видел. Придется подружиться с папой Нгузой.

— С ним я не знакома. Он со мной не разговаривает. Со мной никто не разговаривает, Анатоль.

— Бедная Беене.

— Это правда! У меня здесь нет ни единого друга, кроме Нельсона и Паскаля, этих двух малышей! И вас. У всех девочек моего возраста уже есть дети, и они слишком заняты. А мужчины относятся ко мне так, будто я — змея, собравшаяся их укусить.

Смеясь, он покачал головой.

— Именно так, Анатоль. Вчера я сидела в бурьяне, наблюдала, как папа Мванза ставит верши для рыбы, а когда встала и попросила научить меня, как это делать, он побежал от меня и прыгнул в воду! Клянусь!

— Беене, ты нарушила правила. Ты разве не знаешь: нельзя, чтобы папу Мванзу увидели беседующим с молодой женщиной. Это был бы скандал.

— Гм-м, — промычала я, недоумевая, почему скандально поговорить со мной для мужчины, достаточно взрослого, чтобы поступать вопреки обычной логике? Для всех, кроме Анатоля? Но я не спросила. Мне не хотелось сглазить нашу дружбу. — А вот что я случайно знаю, — произнесла я, немного жеманно, — так это то, что виверра утащила всех кур у Нгузов в прошлое воскресенье. Так что, может, мама Нгуза согласится обменять бобы на яйца? Как вы думаете?

Анатоль расплылся в широкой улыбке.

— Сообразительная девочка.

Я тоже улыбнулась и от смущения снова принялась расчесывать волосы Руфи-Майи.

— Сегодня малышка выглядит угрюмой, — сказал Анатоль.

— Несколько недель она пролежала в постели больная. И мама тоже. Вы разве не заметили, когда недавно проходили мимо нашего дома, как она стояла на крыльце, уставившись в пространство? Папа говорит, что с ними обеими все будет хорошо, но… — Я пожала плечами. — Это же не сонная болезнь, как вы считаете?

— Сейчас не сезон для мух цеце. В настоящее время в Киланге никто не болеет сонной болезнью.

— Это хорошо, потому что я слышала, будто от сонной болезни можно умереть, — кивнула я, продолжая расчесывать волосы сестренки и словно загипнотизированная этим монотонным движением.

После того как Руфь-Майя, потея, днем и ночью спала, не расплетая кос, ее расчесанные темно-русые волосы напоминали поблескивающие, как вода, волны, распластавшиеся по спине. Анатоль не отрывал от них взгляда. На его губах блуждала отсутствующая улыбка.

— Новости есть, Беене, раз уж ты спросила. И, боюсь, не очень хорошие. Я пришел поговорить с твоим отцом.

— Его нет дома. Но я могу ему все передать.

Мне было интересно, сочтет ли Анатоль меня заслуживающей доверия связной. Я уже заметила, что конголезские мужчины даже собственных жен и дочерей не считали достаточно разумными и важными. Хотя, как я видела, именно жены и дочери выполняли почти всю работу.