Алексей Кожевников - На Великой лётной тропе

— Я попробую, — согласилась Ирина.

— Станем все против лесорубов, ссору затеем, не устоят они, сдадутся — нас ведь больше — и будет весь завод одна душа, тогда труднее нас свернуть.

Принялась Ирина поднимать казарму против лесорубов, против их жен, сама ходила по домам уговаривать и стыдить. Кто терпеливо слушал, кто выгонял с бранью:

— Сама-то с кем шашни водишь? С помощником?

— Семьи разбивать хочешь, жен с мужьями ссорить? Не дадим, волосы тебе выдерем! — кричали женщины.

Ирина начала искать подходящий случай поссориться с помощником на глазах у всего завода.

Случай подвернулся в первую же субботу.

Рабочие получали недельную плату. Ирина стояла в очереди. Кончил помощник занятия и пошел на квартиру. Завидев Ирину, он поклонился ей, а девушка не поклонилась и отвернулась. Тогда помощник подошел и спросил:

— Вы не узнали меня, Ирина Михайловна?

— Узнала, Леонид Петрович.

— Я вам кланялся.

— А я не кланялась.

— Вы не хотите больше кланяться? Перестали узнавать меня?

— Третий год под вашим начальством, как не узнать. Узнаю. А кланяться не стану.

— Не станете? Почему?

— Потому, что вы не рабочий, а начальство. Вы лес вырубаете, последнее у них берете.

Вспыхнул помощник, как маков цвет, потоптался растерянно и ушел.

— Вот как делают, — одобрительно загуторили рабочие.

На следующий день помощник вызвал Ирину в контору, но она отказалась идти.

— Уволить хочет — может послать приказ с посыльным, почтой, как угодно, — сказала она.

Ее не уволили и на этот раз.

В последующие дни весь завод только и говорил о том, какой отпев дала Ирина помощнику управляющего.

К ней стали больше прислушиваться, она нашла себе смелых и деятельных помощниц, и почти весь завод поднялся на лесорубов. Когда они появлялись на улице, их гнали домой с криками:

— Не погань землю!

Жен их у ручья отталкивали в последнюю очередь. Была там постоянная брань. Нашлось несколько девушек, которые отказались гулять с лесорубами. Прохор и Ирина принялись собирать помощь нуждающимся безработным.

Невтерпеж стало лесорубам — не выйди, не покажись, их жены завыли воем:

— Бросай работу! От стыда мы сгорели, лучше голодовать!

И все три артели отказались работать, вернулись в завод с пилами и топорами; их встретили рабочие, возвращающиеся из цехов, и кричали:

— Наши, наши! Кончена ссора, будет мир!

Прохор объявил, что нуждающиеся могут получать помощь.

— Есть деньги, не много, а первое время обойдемся.

Перессорившиеся дружки и подружки опять сошлись, только Ирина по-прежнему не кланялась помощнику. Вскоре он ушел со службы и поступил секретарем в контору Шумского завода.

Уезжая из Бутарского, помощник зашел в девью казарму.

— Ирина Михайловна, я теперь всего только писарь, — сказал он.

— И я вам кланяюсь. — Ирина поклонилась.

— Мне хочется сказать вам несколько слов. Пройдемтесь.

Шли дорогой по заводскому пруду.

— Вас, Ирина Михайловна, уволят… — начал помощник.

— А вас уже уволили? — засмеялась девушка.

— Уже. Вы знаете всю историю?

— Догадываюсь. Вероятно, я была одной из причин?

— Пожалуй, главной. Управляющий узнал про мое столкновение с вами и приказал мне уволить вас. Но я не послушался его. «Вы сами переносите дерзость этих бабенок! — так кричал он. — Поощряете их, чтобы они и меня и всех по щекам били! Слюнтяйство, молодой человек!» — «Увольте сами. Работница вполне права. Да и что мы можем требовать от них? Работы, всего только работы. Уважения требовать мы не вправе, а низкопоклонство мне не нужно». Что я мог сказать ему, когда это мое подлинное убеждение. «Вы отказываетесь уволить ее? Отказываетесь?» — «Отказываюсь, отказываюсь», — твердил я. «Тогда я увольняю вас, а потом уволю и ее. За дерзость, за непочтение». — «Хорошо, примите мои дела». — «Секретарь примет». И убежал. Он был так жалок и смешон, что мне хотелось, как ребенка, погладить его по голове и утешить.

— Я огорчена, что из-за меня вы вынуждены были потерять так много, — сказала Ирина, — испортили себе карьеру.

— Ирина Михайловна, не из-за вас. Вы совершенно правы, каждая работница, всякий рабочий сделал бы по-вашему, но им нельзя, у них дома дети. Но когда-нибудь они сделают, я это вижу.

— И я считаю себя правой. Но сожалею, что повредила вам.

— Скажите им, — помощник показал на завод, — чтобы готовились. Самое трудное для них впереди. Вас, несомненно, уволят, приходите на Шумской завод, вы получите работу.

— Но если и там я буду мешать?

— Это ничего, не смущайтесь. Нам навстречу едет управляющий.

Поравнявшись с Ириной, возок остановился. Управляющий откинул воротник тулупа и сказал:

— Ты Арина Гордеева?

— Я.

— Увольняешься, завтра можешь получить расчет. — Возок помчался дальше.

— Переезжайте к нам, у нас тоже есть девья казарма, — продолжал помощник, — и девьи артели.

— И у рабочих нет земли?

— Совершенно верно. Я иногда раскаиваюсь, что выбрал Урал, это гиблое место. Здесь ничего не сделаешь.

— А вы думали что-то делать?

— На университетской скамье. А приехал сюда, поработал и понял, что ничего.

— По-вашему, рабочие ничего не добьются, ничего не изменят? Все останется так, как есть?

— Они, пожалуй, добьются, а мы, помощники, управляющие, судьи — бессильны. Всякий из нас хочет или не хочет, а крутит им петлю. Мы слуги царизма, хозяев, богатых, мы лошади, впряженные в богатую карету, и сколь ни брыкаемся, а тащим тех, кто сидит в ней. А тем, кто идет сбоку, в данном случае рабочим, мало от нас толку. Надо менять карету, менять упряжку.

— Станьте рабочим!

— Для этого надо забыть свое образование.

— Неправда, неправда! — бурно запротестовала Ирина.

— Не всякий может, как вы. Я, допустим, не могу. Думал, все время думаю, а встать на рабочее место, переселиться в рабочую казарму не осмеливаюсь.

— Оставьте ваши намеки. Я работница и ничем иным никогда не была.

— Ирина Михайловна, не сердитесь. Я люблю вас, уважаю и не хочу иметь от вас ничего тайного. Но меня мучат некоторые подозрения. Разрешите высказать их?

— Говорите, — согласилась она.

— Вы — старшая дочь нашего судьи.

— Откуда, от кого эта сказка? — спросила Ирина, рассмеявшись коротко и насильно.

— От меня. У судьи есть другая, младшая дочь. Вы и она удивительно схожи, как могут только родные сестры.

— Игра природы.

— Вам неприятен этот разговор? — Помощник завертел головой, начал сыпать извинения, обещания: — Молчу, молчу! И больше никогда…

— Договаривайте. Какая же сказка без конца? У всех сказок самое интересное конец.

— Вы не обидитесь?

— За сказку не стоит обижаться.

— У судьи определенно есть где-то старшая дочь. С ней случилась какая-то история. В судейском доме стараются не говорить об этом, но иногда проговариваются. Из сопоставления слов, намеков, умолчаний я сделал свою сказку.