Джанет Скеслин Чарльз - Библиотека в Париже [litres]

– Обещай, что мы выберемся отсюда, – сказала Мэри Луиза.

В первый день последнего года школы я надела юбку, подходившую к моему берету, и все таращились на меня разинув рты. Во Фройде те, кто не носил джинсы, казались мутантами. У нас с Мэри Луизой не было общих учебных курсов. И каждый раз, когда я видела ее, она была в компании Кита. Я старалась подойти к ней сквозь толпу растерянных новичков, но это не удавалось.

Зато общими были классы у меня и Робби. Он сидел через проход от меня, прямо как всегда в церкви. В глубине души я знала, что нравлюсь ему. Но я не доверяла этим внутренним ощущениям.

После уроков, в доме Одиль, я пила café au lait и размышляла над ее свадебной фотографией. Будет ли когда-нибудь какой-то мужчина смотреть на меня так же, как Бак смотрел на Одиль? Как Кит таращился на Мэри Луизу?

– Я теперь почти не вижусь с Мэри Луизой, – сказала я, задетая тем, что она отказалась от меня с такой же легкостью, как от курса математики.

– Дружба не всегда означает, что вы будете находиться в одном и том же месте в одно и то же время, – отозвалась Одиль. – Помнишь то время, когда ты была по уши занята Элли и мальчиками? Теперь пришла пора Мэри Луизы быть занятой. Первая любовь всегда такая. Она забирает все твое время.

– Вы так говорите, что любовь кажется пиявкой.

– Ну да, так и есть! – засмеялась Одиль.

– Нет, это не так! – пылко возразила я.

– Она вернется к тебе. Дай ей время.

Я вспомнила, как краснела Мэри Луиза, когда Кит обнимал ее.

А когда я подбиралась ближе, он сжимал ее талию и говорил:

– Пойдем.

И она шла за ним, потому что им хотелось остаться наедине. Мэри Луиза все получала первой. Первый поцелуй. Первую базу в бейсболе. Первую любовь.

– Завидовать совершенно нормально, – сказала Одиль.

– Я не завидую!

– Это нормально, – повторила она. – Только…

– Только – что?

– Старайся помнить, что и твой день придет, – неловко закончила она.

Да, верно.

Дома Элли приготовила на обед мои любимые блюда: стейк и жареную картошку с зеленым салатом. Все сначала съели салат, но я оставила его напоследок, чтобы за ним последовал кусочек сыра, как у парижан.

– Ты теперь намерена постоянно носить эту шляпку? – спросил папа.

– Это берет. C’est chic [31] Это шикарно (фр.) . .

– Но совсем необязательно не снимать его месяцами. Что, вонять тоже шикарно?

Я не обратила на него внимания.

– Le steak est delicieux [32] Стейк вкусный (фр.) . .

– Ты обдумала то, что я говорил о выборе колледжа? – спросил папа.

– Я тебе говорила, что хочу стать писателем.

– Писательство не профессия, – возразил он.

– Скажи это Даниэле Стил, – вмешалась Элли. – Она богаче Джонаса Иверса!

– Ты будешь учиться бухгалтерскому делу, – решил папа. – Нужно иметь запасной план.

– Запасной план? Ты думаешь, я потерплю неудачу? Ну, в любом случае тебя не касается, чему я учусь.

Он ткнул вилкой в мою сторону:

– Касается, если я буду платить.

– У тебя все сводится к деньгам.

– Одна из задач банкира, – продолжал он, – убедиться, что у каждого есть конкретный план.

Понятия не имею, как мы от прекрасного обеда перешли к ссоре из-за колледжа.

– Думаю, – вступила в разговор Элли, – твой отец хочет сказать, что ему приходилось видеть людей, потерявших свои дома, предпринимателей, потерявших свое дело, и он не хочет, чтобы ты пострадала так же, как они.

После ужина я ушла к Одиль.

– Когда вы были в моем возрасте, вы знали, кем хотите стать?

– Я любила книги и потому стала библиотекарем. И тебе нужно найти свою страсть.

– Папа хочет, чтобы у меня была профессия.

– И он не ошибается. Ты должна чувствовать себя живой, но должна понимать, что придется платить за все. Для женщины очень важно иметь собственные деньги. Я работала церковным секретарем и подсчитывала поступления. Тебе хочется иметь выбор.

– Мне просто хочется, чтобы он меня не поучал.

– Профессор Коэн всегда говорила: «Старайся принимать людей такими, какие они есть, а не такими, какими тебе хочется их видеть».

– И что это значит?

– Она говорила о моем отце. Она сказала, что для него на первом месте мои интересы, но я не могла ей поверить. Вы с твоим папой очень разные, но это не значит, что он тебя не любит и не беспокоится о тебе.

Перед зимним балом я твердила себе, что не важно, если никто не пригласит меня на танец. У парней во Фройде совершенно нет мозгов. Я найду свою половинку в Нью-Йорке, я уже отправила документы в университет. Там, где имеется пять миллионов мужчин, один уж точно мне понравится. Симона де Бовуар встретила Сартра, когда ей был уже двадцать один год.

В кафетерии Мэри Луиза бочком подошла ко мне и пригласила зайти к ней после обеда, чтобы посмотреть ее платье. Несколько месяцев она и не вспоминала о моем существовании. А теперь решила устроить спектакль.

– Не могу, – соврала я. – Много домашней работы.

– Пожалуйста!

Отчасти мне хотелось быть хорошей подругой. Но другая часть меня, намного бо́льшая, желала, чтобы Кит ее бросил и она стала такой же несчастной, как я.

После ужина я упала в кресло в гостиной Одиль:

– Мэри Луиза меня бросила. Снова.

– Разве она не пригласила тебя посмотреть ее новое платье?

Я уставилась на книги на нашей полке 1955.34: «Мост в Терабитию», «Корни», «Моя Антония».

– Я не хочу идти.

– А если я пойду с тобой? – спросила Одиль.

– Это другое дело, – встрепенулась я.

Всю дорогу до дома Мэри Луизы Одиль присматривалась ко мне. Мама сказала бы – «как ястреб». Как только мы перешагнули порог, Мэри Луиза закружилась перед нами. Платье было светлым, открывавшим шею и плечи, и подруга казалась еще более изящной, чем всегда.

И ее тело изменилось едва ли не за ночь. Грудь дерзко возвышалась, как холмы, в то время как моя оставалась плоской, как равнина. Бедра изгибались колоколами, а мое похожее на карандаш тело не хотело меняться.

– Что скажете? – Она поправила лиф.

– Ошеломительно! – признала Одиль.

Скрестив руки на собственной, остановившейся в росте груди, я с минуту подумала, пока не нашла комплимент, который должен был значить многое:

– Красивее Энджел.

– Нет! – Мэри Луиза посмотрела в зеркало рядом с вешалкой. – Что, правда?

Я кивнула, не в состоянии произнести что-нибудь еще. Зависть наполняла меня, как слезы, и в тот момент, когда Мэри Луиза была прекраснее прежнего, я с трудом могла смотреть на нее.

Пришел Кит. Он затоптался у двери, и Сью Боб подтолкнула его к Мэри Луизе. То, как он на нее смотрел, вызвало у меня чувство безнадежности. Горькая желчь поднялась к горлу, я снова и снова сглатывала. Не уверенная, что смогу выдержать это достаточно долго, я сделала маленький шаг к двери. Мэри Луиза подскочила ко мне, и Сью Боб сфотографировала нас вместе. «Почему ты должна быть несчастной и одинокой? – твердила мне желчь. – Настоящая подруга не стала бы вызывать у тебя горечь. Она же злорадствует, разве ты не видишь? Скажи этому прыщавому юнцу то, что она тебе говорила, – что тот сезонный рабочий целуется лучше, вообще все делает лучше».