Конн Иггульден - Сокол Спарты

Постепенно начали проступать признаки царящей вокруг сутолоки, и Кира начало пробирать сомнение, смыкал ли нынче глаза спартанский командир. Каждый полк был занят надраиванием своего снаряжения, которое на свету сверкало и блестело, можно сказать, до неестественности. В голове плыло от смятения. Он что, приказывал устроить какой-то показательный смотр? Припомнить этого что-то не удавалось. Некоторые моменты давешнего вечера как-то размылись или выстреливали разрозненными отбликами, от которых делалось настолько неловко, что кривился рот. Он, кажется… рассказывал спартанцу о своей любви? О боги! Кир невольно закрыл лицо рукой.

– Великий, – окликнул его кто-то.

Поведя глазами, царевич увидел молодого афинянина, что заведовал лошадьми. Под туманным взглядом Кира Ксенофонт, досадно бодрый и здоровый, обратился к нему:

– Великий, если ты ненадолго сойдешь с коня, я его расчешу, заплету ему гриву и хвост, чтобы он достойно предстал на смотре.

– На смотре? – медленно переспросил Кир. Память по крупицам восстанавливалась, и по спине скользнула струйка холодного пота. Он поглядел на солнце и, увидев, как много прошло времени, сухо переглотнул. Утро прошло в такой разбитости, что он только и делал, что потел и постанывал. Потрогав подбородок, он тихо выругался, ощущая под рукой покалывание щетины.

– Ксенофонт, мне нужен мой слуга Парвиз.

Кир спешился и, оказавшись на непослушных, словно чужих, ногах, невзначай уткнулся в афинянина.

– Мне нужно побриться и переодеться в свежее. Зови Парвиза, со всех ног.

Ксенофонт припустил трусцой, ведя за собой в поводу боевого коня. Кир прищурился на солнце. Чтобы снова хоть раз так напиться? Нет и еще раз нет. Слишком дорого это обходится.

– Вот ты где, повелитель! – послышался голос Парвиза.

Человек, когда-то стерегший пустынную крепостишку, вошел в свой новый образ с гордостью и живостью.

С собой Парвиз нес складной ременчатый стул, на который Кир благодарно водрузился. Его обступили слуги с чашами, лоскутом ткани и ароматным маслом. Парвиз деловито вострил лезвие о кусок кожи, затем о шершавую ткань и, наконец, о сам воздух, крутя блесткий металл на ветерке. Брить царевича он не дозволял никому, и между ними двоими это стало чем-то вроде ритуала. Кир прикрыл глаза.

– А ну тень сюда, живо! – зычно командовал над ухом Парвиз. – Балдахин сыну царя! И свежую одежду. Да потише – здесь вам не базар! Ширмы поставьте сюда, вот так.

Облегчением было чувствовать, что Парвиз рядом и у него все спорится. Кир открыл глаза, ощутив, как ему в руку что-то вдавливается. Оказалось, что чашка с молоком. Кир блаженно улыбнулся:

– Благодарю, Парвиз. Хотелось бы этого побольше. Давай уж сюда всю корову целиком.

Когда солнце начало свой неторопливый путь по послеполуденному небу, полки уже были построены квадратами, а ряды в них безукоризненно выверены. Каждый воин стоял, слегка расставив ноги, в ожидании появления царицы. Со стороны общего становища прибыли люди с носилками. Среди стоящих под безжалостным солнцем, как правило, случались внезапные обмороки. Без этого редко когда обходилось, а поскольку люди валились, как деревья, не выставляя рук, ранения подчас получались весьма серьезные. Остальной лагерь был смещен назад на парасанг, чтобы вид царским очам не портили блудницы и мелкие попрошайки.

Кир не находил себе места. В ожидании появления Эпиаксы он водил коня возле передних рядов. Этой женщины он не видел уже шесть лет. За это время он стал мужчиной, а тогда был, по сути, еще мальчишкой, уверенным, что она выберет его, и чересчур большого мнения о себе. Желудок у него успел успокоиться, а головная боль, хвала богам, почти уже прошла.

– Вон она! – послышался рядом взволнованный голос Парвиза. – Едет, едет!

На склоне холма показалась колесница, запряженная парой гнедых и окруженная бегущими солдатами в черных панцирях и кожаных юбках. Рядом со своей госпожой их поспешало около сотни – очередное напоминание, что это чужая жена и к тому же царица. Уместив перед собой на барсовой шкуре скрещенные кулаки, Кир следил за приближением колесницы, размышляя, выглядит ли Эпиакса так же, как прежде, и что увидит она, остановив свой взгляд на нем.

Вдоль воинских рядов загудели рога, хотя сейчас это было скорее приветствие, чем боевой клич. Колесница направлялась к царевичу, сидящему перед своим воинством на боевом коне, а потом заложила большой круг, часть пути пройдя буквально в обратную сторону.

Киликийская царица Эпиакса протянула руку подскочившему колесничему и сошла на землю. Боль, сдавившая Киру грудь, не имела никакого отношения к выпитому накануне. Тугие смоляные косы Эпиаксы колыхались за плечами. Она была той же – прежняя, совершенно не тронутая временем. Царевич спешился и молча смотрел, как она преклоняет перед ним колено. Глядя на основание ее стройной шеи, он невольно задался вопросом, понимают ли эллины значение этого жеста. Персидскую державу населяли двадцать восемь народов – все подданные сатрапий, властители и властительницы которых преклоняли колено перед членами высочайшего семейства. И когда то же самое, в противовес падению ниц, проделывали эллины, они через это как бы получали благоволение царствующего дома.

До Кира вдруг дошло, что он все еще не дал ей разрешения подняться: ее смугло-янтарная шея чуть потемнела от румянца. Вероятно, Эпиакса думала, что он все еще на нее сердит.

– Эпиакса, прошу тебя, поднимись. Я был зачарован тем, как мало ты изменилась. Словно возле тебя сейчас стоял я прежний, совсем еще молодой.

Говоря это, Кир взял ее за руку и смутился, заметив, как неуютно заерзали колесничий и ближняя свита. Телохранители царицы были явно непривычны к тому, что к их госпоже кто-то прикасается.

– Царевич Кир наш давний друг, – с улыбкой пояснила она. – Здесь я вне опасности. Любезный Рауш, ты доставил меня благополучно и можешь уезжать. Когда понадобится, я пошлю к тебе гонца.

Приближенный немедленно распростерся в пыли, причем так, что поклон хотя и предназначался обоим, но все-таки ставил его госпожу несколько выше Кира. Колесничий влез на свою скамейку и взял вожжи. Кир с завистью поглядел на ходкую колесницу и заговорил прежде, чем тот успел взмахнуть своим длинным хлыстом.

– Драгоценная Эпиакса, я приготовил для тебя смотр моего скромного войска. Если ты отошлешь своего возницу со свитой, я сочту за честь занять его место.

Царица склонила голову, и колесничий безропотно положил свой кнут и вожжи, хотя и удостоил Кира косого взгляда, когда тот их подхватил. Открыв дверцу, Эпиакса заняла место на обитом сафьяном заднем сиденье, но не села, а лишь прислонилась к спинке. Тепло и ветерок вполне располагали к поездке. Кир с лихой ухмылкой тряхнул вожжами, и колесница дернулась вперед, рассеяв телохранителей, которые иначе попали бы под колеса.