Давид Мотадель - Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945)

Вспоминая об этих исторических экскурсах после войны, аль-Хусейни не скрывал, что «интеллект, утонченность ума и широкая эрудиция» Гиммлера произвели на него большое впечатление [308] Ibid., 124. .

Взгляды Гиммлера на ислам и историю разделял и Готтлоб Бергер, его правая рука в войсках СС, также веривший в близкое сходство между германской и исламской культурами. Эрих фон дем Бах (Зелевски), один из офицеров СС, излагал американским следователям в Нюрнберге представления Бергера об исламе, которые руководитель Главного управления озвучил во время войны, на встрече с Гиммлером и аль-Хусейни:

Бергер разработал новую историческую теорию. Он говорил, что Германии было бы лучше, и старая германская Kultur не погибла бы, если бы тогда в Вене Бог помог бы не европейцам, то есть немцам, а мусульманам, или магометанам, потому что, если бы они добились победы под Веной, тогда еврейское христианство не смогло бы распространиться по всей Европе, и у нас действительно была бы германская культура, а не еврейская [309] Эрих фон дем Бах (Зелевски), протокол допроса, вел м-р Петерсен, б. д. (1945– 1947), б. м. (Нюрнберг), USHMA, RG 71, Box 237. .

Нам неизвестно, насколько правдив рассказ аль-Хусейни и кто у кого позаимствовал умозаключения относительно кампании 1683 года – Гиммлер у Бергера или наоборот. Как бы то ни было, позитивное отношение Бергера к исламу неоднократно проявлялось в его директивах при организации мусульманских подразделений (см. часть III).

Наконец, сам Гитлер не меньше своих соратников был увлечен исламом. В «Майн кампф» он отмечал быстрое «продвижение» «магометанской веры» в Африке и Азии, по сравнению с которым христианские миссионеры «могут похвастаться лишь очень скромными успехами» [310] Hitler, Mein Kampf, 292–293; в своем берлинском бункере будет высказывать сходные мысли в последние дни нацистского режима, см.: Hitlers politisches Testament: Die Bormann Diktate vom Februar und April 1945, intr. H. R.Trevor-Roper, afterw. André François-Poncet (Hamburg, 1981), 54–59 (7 февраля 1945 г.), 56. . Вместе с тем, однако, он пренебрежительно добавлял, что «священная война» в Египте вскоре закончится под пулями британских пулеметов [311] Hitler, Mein Kampf, 747. .

После войны Ильза, сестра Евы Браун, вспоминала, что Гитлер часто обсуждал исламскую религию с ней и Евой [312] Ильза Браун рассказала это в разговоре с Вернером Мазером в мае 1971 года, см.: Werner Maser, Adolf Hitler: Legende – Mythos – Wirklichkeit (Cologne, 1971), 475. Хотя заявления Мазера следует воспринимать с осторожностью, эти слова в контексте общего отношения Гитлера к исламу кажутся вполне правдоподобными. . В своих застольных беседах фюрер неоднократно сравнивал ислам с христианством, принижая последнее – особенно католичество. По контрасту с исламом, верой, по Гитлеру, сильной и практичной, христианство изображалось им мягкой, искусственной, слабой религией страдания [313] О взглядах Гитлера на христианство и, в частности, на католичество см. классическую работу: J.S.Conway, The Nazi Persecution of the Churches 1933–45 (London, 1968), passim; альтернативная точка зрения— Richard Steigmann-Gall, The Holy Reich: Nazi Conceptions of Christianity, 1919–1945 (Cambridge, 2003), passim. . В то время как ислам был религией для жизни здесь и сейчас, объяснял Гитлер своему ближнему кругу, христианство – это религия будущего царства, которое по сравнению с раем, обещанным исламом, представлялось в высшей степени непривлекательным.

Для Гитлера религия была средством практического поддержания человеческой жизни на Земле, а не самоцелью. «Заповеди, предписывающие людям мыться, избегать определенных напитков, поститься в назначенные сроки, делать физические упражнения, вставать на рассвете, забираться на верхушку минарета, изобрели умные люди»,– заметил он в октябре 1941 года в присутствии Гиммлера [314] Hitler’s Table Talk 1941–1944, ed. H. R. Trevor-Roper and transl. Norman Cameron and R.H.Stevens (London, 1953), (14 октября 1941 г., день, особый гость: Гиммлер), 60. Немецкой версии этого эпизода нет. В Hitlers Tischgespräche im Führerhauptquartier , ed. by Henry Picker (Stuttgart, 1976) отсутствует запись от 14 октября 1941 г. . «Проповедь мужества в бою также самоочевидна. Заметьте, кстати, что в итоге мусульманину [ sic ] обещают рай, полный гурий, где вино течет ручьями,– настоящий земной рай»,– восторгался Гитлер. Христианство, напротив, не обещало ничего сопоставимого: «Христиане довольствуются тем, что после смерти им разрешено петь аллилуйя!» [315] Ibid. .

Два месяца спустя он выразился в том же ключе: «Я могу представить, что люди восторженно относятся к раю Магомета [ sic ], но не к вялому раю христиан!» [316] Hitlers Tischgespräche im Führerhauptquartier, 80–82 (13 декабря 1941 г., день), 81. . Гитлер также сравнивал ислам с другими азиатскими религиями, которыми он восхищался. «Как и в исламе, в японской государственной религии нет никакого терроризма, а наоборот, обещание счастья»,– заявил он 4 апреля 1942 года [317] Hitlers Tischgespräche im Führerhauptquartier, 184–189 (4 апреля 1942 г., день), 184. . Напротив, христианство «универсализировало» «терроризм религии», что, в глазах Гитлера, стало результатом засилья «еврейской догмы». Несколькими месяцами позже фюрер в очередной раз поносил католическую церковь, которую, по его словам, немцам навязали «еврейской грязью и поповской болтовней». Гнев Гитлера теперь вызвало то, что христианство как будто неотступно преследовало немцев, «в то время как в других частях земного шара религиозные учения Конфуция, Будды и Мухаммада предлагали несравненно более широкую основу для религиозного миросозерцания» [318] Hitlers Tischgespräche im Führerhauptquartier, 355–356 (5 июня 1942 г., день), 355. . Громя приверженность «доказанной неправде», присущую христианской церкви, он снова обратился к исламу [319] Hitler’s Table Talk, (1 августа 1942 г., вечер), 606. Немецкой версии нет. Hitlers Tischgespräche im Führerhauptquartier заканчиваются 31 июля 1942 г. : «Наши знания о Творце не сильно расширяются, когда кто-то предъявляет нам сухую копию человека в качестве своего представления о Божестве. В этом отношении по крайней мере мусульманин более просвещен, ибо он говорит: человек не удостоился возможности сформировать представление об Аллахе». Развивая тему, Гитлер размышлял об истории ислама. Мусульманский период Пиренейского полуострова он назвал «самой культурной, самой интеллектуальной и во всех отношениях самой лучшей и счастливой эпохой в истории Испании», за которой «последовала полоса [религиозных] гонений с ее беспримерными зверствами» [320] Ibid., (1 августа 1942 г., вечер), 607. .

Ранее фюрер уже высказывал эту точку зрения. После войны Альберт Шпеер вспоминал, что Гитлер был очень впечатлен интерпретацией истории, которую он узнал от некоторых выдающихся мусульман. Слово Шпееру:

Когда магометане в VIII веке попытались проникнуть за пределы Франции в Центральную Европу, рассказали [Гитлеру] посетители, их отбросили назад в битве при Туре [321] В отечественной историографии более известна как битва при Пуатье (732 г.). Войска франков под началом майордома Австразии Карла Мартелла разбили войско Омейядского халифата, наступавшее из мусульманской Испании. Считается, что эта битва остановила экспансию ислама на европейские земли.– Прим. пер. . Если бы арабы выиграли ту битву, мир бы сегодня был мусульманским, ибо религия ислама уповает на распространение веры мечом и подчинение ей всех народов. Германские народы стали бы наследниками этой религии. Такая вера идеально подходит германскому темпераменту. Гитлер сказал, что завоеватели-арабы из-за своей расовой неполноценности в конечном итоге не смогли бы противостоять суровому климату и природным условиям страны. Они не могли удержать в узде более энергичных местных жителей, так что в конечном итоге во главе этой мусульманской империи оказались бы не арабы, а исламизированные немцы [322] Albert Speer, Inside the Third Reich (New York, 1970), 96. .