Илья Шифман - Ганнибал

Еще один вариант повествования на эту же тему имеется у Аппиана [Апп., Ганниб., 28]: пленные, согласно этому преданию, направили в Рим трех посланцев во главе с Гнеем Семпронием; сенат не разрешил родственникам заплатить выкуп и, таким образом, отказался санкционировать освобождение тех, кто после Канн очутился во власти Ганнибала. Пуниец, придя в ярость, запрудил их телами реку Вергелл и по этому мосту переправил своих солдат [ср. у Вал. Макс., 9, 2, 2], а самых знатных заставил сражаться на потеху ливийцам — отцов с сыновьями и братьев с братьями (ср. у Зонары [9, 2]).

Текст Диона Кассия [фрагм., 36] сохранил стоящую особняком традицию: римляне, по его словам, вели переговоры с Ганнибалом, требуя возвращения пленных, однако отказываясь от обмена и тем более выкупа. О посольстве пленных этот источник не упоминает, однако приходится иметь в виду, что перед нами лишь отрывок, а не все повествование в целом.

Уже Ливий [22, 61, 10] меланхолически замечает, что можно только удивляться такому разногласию между историками, а установить, какая версия достоверна, нет никаких средств. Мы находимся не в лучшем положении. У нас пока нет информации, которая позволила бы предпочесть какой-либо из этих рассказов. Как бы то ни было, достоверно одно: Ганнибал предложил римскому правительству выкупить пленных и тем начать подготовку к мирным переговорам (такая мысль прямо не высказывалась, но, бесспорно, подразумевалась), а сенат определенно отказался выкупить пленных, продемонстрировав тем самым свою непримиримую позицию, [108] Конечно, позиция сената объяснялась более глубокими политическими соображениями, нежели только нежеланием обогащать карфагенян [G. Walter, La destruction de Carthage, стр. 355]. Сенату было важно после Канн показать всей Италии свое нежелание вести переговоры с Ганнибалом и уверенность в исходе войны. Не забудем, что речь шла о судьбе сограждан, иногда родственников и т. д. и даже, если верить Диону Кассию, делал явно неприемлемые предложения, как если бы Рим не был побежден, сознательно идя на срыв переговоров.

Решительные меры, принятые сенатом, хорошо использовавшим время, которое ему предоставил Ганнибал, позволили римлянам очень скоро снова вмешаться в борьбу на юге Италии.

Между тем Ганнибал вступил со своими войсками на территорию, принадлежавшую Ноле. Судя по рассказу Ливия [23, 14], он рассчитывал, что и этот город ему удастся захватить без боя, тем более что народные массы, опасавшиеся разорения своих полей и тягот, которые были бы неизбежным следствием осады, настойчиво требовали расторгнуть союз с Римом и перейти на сторону карфагенян. Только местная знать (сенат, как пишет Ливий) стремилась сохранить прежние отношения с Римом, видимо, потому, что господство последнего обеспечивало власть в Ноле аристократических кругов. Возбуждение плебса было настолько велико (Плутарх [Плут., Марц., 10] даже прямо говорит о восстании), что сенат опасался предпринимать какие-либо открытые шаги; более того, он заявил, что готов пойти на заключение договора с Ганнибалом. Необходимо только время, чтобы выработать приемлемые условия соглашения. Казалось, в Ноле повторяется все то, что уже произошло в Капуе: власть перешла в руки народа, аристократия утратила всякое влияние и в страхе покорно удовлетворяла его требования. С часу на час Ганнибал мог ожидать в своем лагере послов из Нолы с приглашением войти в город.

Однако все произошло иначе. Явно уступая желаниям плебса и выражая готовность договориться с Ганнибалом, испанский сенат тайно отправил посольство, но не к пунийскому полководцу, а в Касилин, где находились римские войска, частью собранные Варроном, а частью присланные из Остии, в Касилин, куда только что прибыл новый командующий — претор Марк Клавдий Марцелл. Посланцы ноланского сената заявили Марцеллу, что городу угрожает опасность: Ганнибал уже на территории, принадлежащей Ноле; плебс стремится к союзу с ним, и сенату только притворным согласием удалось оттянуть принятие окончательного решения. Марцелл предложил и дальше действовать в том же духе, а через некоторое время, идя по горным дорогам, сам со своими легионами явился в Нолу.

Предстояла первая после Канн схватка римлян с карфагенянами в пределах Италии. Правда, Ганнибал, узнав о прибытии римских войск, решил уклониться от боя и отправился к Неаполю — попытаться еще раз овладеть этим важнейшим приморским городом. Но в Неаполе к этому моменту обосновался приглашенный местными властями римский гарнизон во главе с Марком Юнием Силаном, и Ганнибал, не осмелившись осаждать город, отошел к Нуцерии. Там, подвергнув город блокаде, непрерывно бросая своих солдат на штурм его укреплений, безуспешно пытаясь завязать с гражданами мирные переговоры, пунийский стратег добился наконец некоторого успеха: жестокий голод принудил граждан Нуцерии сдаться на милость победителя. Безоружные, в одной только одежде, они покинули городские стены и, пренебрегши предложениями Ганнибала остаться, ушли в другие кампанские города, преимущественно в Нолу и Неаполь [Ливий, 23, 15, 1–6]. Впрочем, спастись от расправы удалось, видимо, не всем. По данным Аппиана [Апп., Лив., 63] и Диона Кассия [фрагм., 30], когда жители Нуцерии вышли из города, карфагеняне захватили тамошних сенаторов, загнали их в баню и сожгли, несомненно, потому, что сенат Нуцерии выступал против соглашения с Ганнибалом. [109] Ср.: И. Л. Маяк. Взаимоотношения…, стр. 93 Безоружных плебеев, уходивших из города, закалывали копьями на дороге [см. также у Зонары, 9, 2].

Положение Марцелла в Ноле, несмотря на то что Ганнибал на какое-то время отправился к Неаполю, а потом осаждал и штурмовал Нуцерию, было очень трудным. Римские солдаты не внушали ему достаточной уверенности в успехе; из горожан его безоговорочно поддерживала только знать, тогда как плебс по-прежнему стремился к союзу с Ганнибалом. Одного из руководителей антиримского движения, Луция Бантия, Марцеллу удалось привлечь на свою сторону, однако на самом движении это почти не отразилось. Оно еще больше усилилось, когда Ганнибал, расправившись с Нуцерией, снова подступил к стенам Нолы [Ливий, 23, 15, 7 — 16; Плут., Марц., 10].

Уведя свои войска в город, Марцелл ограничился на первых порах разрозненными и случайными стычками; так же поступал и Ганнибал, завязавший переговоры с руководителями ноланского плебса. Было условлено, что, когда римляне выйдут из ворот, ноланцы разграбят их обоз, запрут ворота и займут городские стены, чтобы в конце концов принять карфагенян. Рассчитывая на это соглашение, Ганнибал начал изо дня в день выстраивать свои войска в боевой порядок, вызывая противника на битву.