Ринат Валиуллин - Алмазы для Бульварного кольца

Сорок дней со дня гибели от неизвестной болезни Александра Комова. Григорий, который едва был знаком с Александром, все равно обещал накануне Олегу прийти к нему, чтобы помянуть коллегу. Должен был еще подъехать Костик, приехавший накануне в составе новой группы переводчиков. Он встретил того неожиданно этим утром, сидя в полусонной прострации и наблюдая за дымом своей сигареты. Вдруг из кумара курилки рядом появилось знакомое лицо. В институте он был на курс младше. Естественно, Олег, тогда уже «дембель», не знал его по имени или фамилии, помнил только лицо. Расспросив Костика о последних новостях, Олег пригласил его присоединиться к ним вечером:

– Заходи, отметим твой приезд, поговорим. У меня, правда, день сегодня не самый веселый, но все равно кое-что расскажу о премудростях ангольской жизни, тебе будет не вредно послушать.

– А во сколько?

– Давай часам к семи…

Костик был пунктуален и появился даже раньше Гриши. Они выпили по одной, потом по второй. Олег рассказал ему, что делает в Анголе, и спросил коллегу, куда его собираются распределить:

– Боб завтра собирает нас, вновь прибывших переводяг, тогда и узнаю, – ответил Константин. – Может, что подскажешь?

– Ну, старик в Луанде, конечно, поспокойнее: в какие бы командировки ты ни летал, куда бы тебя судьба ни занесла, спать ты будешь всегда в столице, а это уже даже не полдела, а главное. – Олег закурил и налил еще по одной. – Но уверен, Боб все понимает, и в самое пекло, в бригаду, на передовую он тебя, новобранца, вряд ли пошлет, даст немного пообтесаться здесь при миссии, на базе ПВО или на отдельных переводческих поручениях, типа «подай, принеси, пошел вон». А дальше уже от тебя зависит. Твоя задача – постараться закрепиться там, где тебе придется по душе и где поспокойнее. Чтоб по ночам под обстрелами не прятаться и в землянке не жить.

Гриша опаздывал, и бутылка экспортной «Столичной», принесенная Костиком, быстро подошла к концу. Костик, непривычный к таким темпам, заметно захмелел и, вероятно, чисто из добрых побуждений рассказал Олегу, что прямо перед отъездом, на встрече плехановских, где он оказался совсем случайно, видел его жену Лизу. Причем большую часть вечера она провела в компании с мало знакомым ему парнем, кажется, тоже из Плешки:

– Ты извини, брат, я свечку не держал и утверждать не буду, но, по-моему, к твоей Лизе подбивал клинья какой-то хмырь. Игорь, кажется. Они сначала все сидели вдвоем, он ей что-то пел на ухо, а потом резко ушли…

После этих слов у Олега все закипело, будто спирт вступил в непредсказуемую реакцию с ревностью. Он вскочил и схватил Костика за грудки:

– Ты что несешь, салага? Какой такой Игорь?!

– Откуда я знаю, может ты его и не помнишь. Неприметный такой. Сел жене твоей на уши, я уж не знаю, о чем они там лясы точили.

– Ах ты, сука, – занес кулак над лицом Костика, который мгновенно съежился, лопоча в свое оправдание:

– Старик, я ничего не утверждаю. Просто хотел, чтобы ты знал. Может, и показалось.

В этот момент, услышав еще снаружи крики и суету, в комнату влетел Григорий:

– Э-э-э! – Григорий приобнял Олега правой рукой, отводя от Костика. – Чувствую, праздник уже в самом разгаре!

Олег вырвался от Гриши и снова кинулся на Костю с кулаками. Удар из-за принятого на грудь спиртного получился корявый – он попал Костику в плечо. Тот испуганно заскулил.

– Хорош, что ты как маленький, ей-богу! – Григорий схватил друга за плечи и усадил на стул.

– Да как ты смел, урод! Лиза, она… она же святая! – Олег уже был готов разрыдаться от переполнивших его чувств: обиды, неверия и отчаяния, что он уже не может ничего изменить.

– Святая, святая. – Гриша сел рядом с ним и, успокаивая, обнял друга за плечо. – Давай-ка, остынь.

Костя потирал плечо и смотрел на Гришу, как на адвоката, который должен был защитить его поруганное достоинство.

Гриша не заставил суд долго ждать, заметив смягчающие обстоятельства: – О, да вы тут нормально отпили ! – он убрал со стола пустую бутылку: – Ты уж извини, братишка, – обратился он к Костику, – у нас здесь народ нервный, можно сказать, через одного контуженный. Война, старик, дело такое. Здесь про любимых женщин нельзя плохо говорить. Можно и по роже получить. Усек?

Костя согласно покачал головой.

– Ну, я пойду тогда.

– Да, бывай.

Он вышел за дверь.

– А я ведь чу… чувствовал! – Олег влажными от пьяных слез глазами смотрел на товарища.

– Да кого ты слушаешь? Ничего не доказано, так значит, ничего и не было! А на нет и суда нет, как говорят.

– Ну, ладно. Давай лучше выпьем, – успокоившись, предложил Олег. – В конце концов, не баб же мы здесь обсуждать собрались. Помянем лучше Сашку. Земля ему пухом!

– Помянем. – Григорий, почувствовав, что Олег пришел в себя, встал, подошел к кондиционеру, взял с фанерки под ним пару банок португальских сардин, открыл их и поставил на стол. Увидев, что Олег полез в карман за сигаретой, Гриша достал зажигалку и дал ему прикурить.

– Вот скажи мне, друг, – Олег глубоко затянулся и выпустил в потолок дым, – …почему никто в Союзе не может говорить о том, от чего Саша Комов умер, где он находился все последние месяцы своей жизни, почему с ним вдруг приключилась эта «саркома», которая на самом деле какая-то местная африканская хрень, не изученная ни одной медициной мира? Ну почему, ответь мне, – Олег попытался было подняться, но Григорий усадил его на кровать, убедив, что ему надо остыть. – Почему мы должны молчать, когда приедем, что мы служили здесь, в Анголе? Почему нужно говорить, что на самом деле, это был какой-то там крайний Север, где тундра и вечная мерзлота и где нам якобы платили эти сраные чеки Внешпосылторга? А главное, Гриш, – Олег вдруг ни с того ни с сего рассмеялся в голос и продемонстрировал ему свое бронзовое от солнца лицо, – главное, с какого это бодуна мы все, как один такие… такие загорелые?!

Григорий сделал очередную, пока безрезультатную попытку усмирить друга:

– Олег, ну хорош уже орать, а? Тут стены чуть толще простыни, все слышно! Мало ли, кто там бродит под окнами. На завтра Бобу все доложат.

Чуть снизив напор праведного гнева, Олег все же не унимался:

– Хорошо. Я не буду спрашивать других, я спрошу тебя: почему моя жена не может сказать подругам, что ее муж работает в Африке, помогает местному населению отстраиваться в условиях затяжной гражданской войны и защищать свою страну от тех, кому это не нравится? Вот скажи, какого хрена для посторонних мы, комсомольцы, здесь называем себя членами «физкультурной» организации, а коммунисты проводят, видите ли, не парт-собрания, а собрания «профсоюзной» ячейки? Потому ли только, что, – Олег попытался изобразить голос диктора Кириллова – в соответствии с международными договоренностями, деятельность советских политических объединений запрещена за рубежом? Или же потому, что мы и наши бесценные руководители, – он снова перешел на псевдодикторский баритон, – во главе с товарищем Генеральным секретарем ЦК КПСС, председателем президиума Верховного совета на самом деле хорошо понимаем, что делаем здесь что-то недостойное, неправильное, неприличное? Нет, – лицо его в одну секунду стало чересчур серьезным и оттого еще более комичным, – во всем этом в равной степени неправы и мы, и они. И мы, и они… И я, и она …