Ирина Гуро - На суровом склоне

— Можно ли в этакой одежде? Ведь сейчас такое время…

Адвокат долго рассказывал об арестах и обысках. Торопливо прибавил:

— Хорошо, что вы не явились ко мне на квартиру. Это просто отлично. Я на подозрении… — Он пожал плечами, как бы говоря: «Что поделаешь, мы все рискуем».

Выговорившись, он наконец спросил, чем может быть полезен.

Богатыренко хотел попросить устроить ему временное укрытие, но раздумал это делать. Он только спросил, не знает ли Каневский судьбы Надежды Семеновны Кочкиной.

Адвокат расцвел:

— Благоденствует! Видел ее на днях на спектакле приезжего театра. Вполне, вполне… Где живет?

Вот этого Каневский не знал. Но уверен, что ее можно найти через известного в Иркутске доктора Березовского, с женой которого Надежда Семеновна почти неразлучна.

Трескотня Каневского, весь его вид, с аккуратно расчесанной рыжеватой бородой, на европейский манер обрамляющей длинное безусое лицо, — все раздражало Богатыренко. Все было в таком вопиющем противоречии с тем, что он только что пережил и чему был свидетелем.

Он вышел, напряженно раздумывая, как связаться с Надеждой Семеновной, видно закрепившейся в Иркутске. Богатыренко решил переночевать на постоялом дворе и завтра начать поиски.

Через полчаса на улице его арестовали.

Прошло много времени, пока он, уже осужденный, на вечную каторгу, смог передать на волю о том, как кончилась жизнь Ивана Васильевича Бабушкина. И еще много времени утекло, пока по нелегальным каналам дошла за границу к Ленину горестная весть о гибели любимого его ученика.

Потрясенный до глубины души арестом товарищей, Цырен Намсараев шел в родной улус. Он не думал о том, что его ищут, и не прятаться шел к себе домой. Его гнал инстинкт, который заставляет перелетных птиц возвращаться на старые места. Он стремился в родные края: ему казалось, что там он скорее придет в себя, наберется сил. Ему нужно было много сил для борьбы. Для мести.

С того самого момента, когда ему удалось бежать с паровоза, он не переставал думать о своих товарищах. Он видел, как увели Бабушкина и других. Он понимал, в какой страшной опасности их жизнь, и горевал о них. Он полагал, что Богатыренко тоже арестован. И только одно Цырен Намсараев теперь знал точно: предал всех Блинчик, шустрый, вертлявый, ничтожный Блинчик. Ненависть и презрение переполняли душу Цырена, когда он вспоминал о нем.

А вспоминал Цырен Намсараев беспрестанно. В бессильной ярости кусал губы, и рука его невольно опускалась в карман полушубка, где лежал полученный от командира дружины «смит-вессон».

Цырен Намсараев шел домой не прятаться, а отдышаться. Оружие еще пригодится ему. Он мечтал о нем давно, еще когда был кочегаром, совсем простым малым, как говорят по-бурятски: «Серого увала не перевалил, дальше телячьего выгона не бывал». Машинист Костя Фоменко уважал его и давал ему листовки, а Цырен прятал их на тендере между дровами.

То были хорошие дни, но настоящая жизнь пришла позже, когда рабочие получили оружие и стали хозяевами на железной дороге и в городе.

Цырен не верил, что это время ушло безвозвратно, что рабочие разбиты, а люди, которые ими руководили, в тюрьме.

Он подумал об этом старой бурятской поговоркой: «Парящего в облаках орла не поймаешь рукой, овчиной не закроешь солнце».

А с чего у них с Фоменко завязалась дружба? Да, это началось еще в мастерских… Цырен убирал с пола стружку. Фома Ендаков, грубый, заносчивый мужик, проходя между станками, толкнул его:

— Эй ты, косоглазый! Не крутись под ногами!

— Зачем косоглазый?! Такой же человек, как ты! — огрызнулся Цырен.

Фома рассердился, с силой толкнул Цырена в грудь, но тот удержался на ногах и, сжав кулаки, бросился на обидчика. Фома был выше и сильнее, а Цырен — увертливее. Вдруг Костя Фоменко очутился рядом и наподдал Фоме. Но тот уклонился от драки: рука у Кости была тяжелая.

— Ты что, паря, на людей кидаешься? — угрюмо спросил Ендаков, отворачиваясь от Кости.

— А ты чего человека обижаешь? Ну чего? — Костя еще не остыл, ему хотелось проучить Фому.

— Нашел тоже человека… Он некрещеный даже! — уже миролюбиво бросил Фома, идя на свое место.

— А ты что, в купели ума набрался? — громко спросил Костя.

Кругом засмеялись.

— Ну, обрадовались, зубоскалы! — проворчал Фома и сам уже не рад был, что связался.

А Костя с тех пор стал приглядываться к Цырену. Как он потом говорил, понравилось ему, что Цырен не ругался: ни по-русски, ни по-бурятски. И старшего всегда вперед себя пропускал. И что гордо повел себя с Ендаковым! А ему, Косте, всегда оказывал уважение. В чем тут дело?

Как-то Фоменко спросил об этом Намсараева. Тот ответил:

— У нас говорят: перед гордым держи голову высоко, перед скромным склоняй ее до земли.

Вот как!.. Костя заинтересованно посмотрел на Цырена. У того в запасе было множество всяких присказок и пословиц. В них звучала мудрость его родного стенного народа.

— Вот какие разные народы живут у нас на забайкальской земле! Должны мы о них подумать или нет? — спросил Костя как-то Гонцова. — Вот буряты, к примеру: живут рядом, работаем вместе, ну, а как насчет социализма? Это, значит, врозь?

Гонцов ответил:

— Зачем врозь? Они пойдут вместе с нами к социализму.

— Как же так? — удивился Костя. — Социализм, я понимаю, может быть там, где индустрия, пролетариат… Вот у нас. А какая же у бурят индустрия? Хвосты верблюдам крутить?

— А мы на что, по-твоему? Подопрем, поможем…

— Как же помочь? Интерес-то у бурят какой? Не тот, что наш? — допытывался Костя. Очень ему хотелось доказать Цырену, чтоб не судил обо всех по Фоме Ендакову.

— Интересы у них, у бурятов, разные, — разъяснял Гонцов, — нойоны, знать, родовые начальники — первые помощники самодержавия. Их цель — ясак [3] Подать. выколачивать, семь шкур с бедняка бурята драть. И между собой они, «белый царь» и богатеи буряты, всегда отлично договорятся. Царское правительство и опирается на эту верхушку, нет-нет да и обласкает верноподданных. Ну, а у бедняка бурята свой интерес: царя долой, а с ним и нойонов. Землю же и пастбища — труженикам!

Костя все понял. Цырен не совсем. Костя спросил его:

— Ты что делал раньше… ну, до того, как на дорогу работать пошел?

— Дома жил, — удивленно ответил Цырен.

— Знаю, что дома… А занимался чем?

— А… Однако стадо гонял.

— Чье стадо? Свое?

Цырен засмеялся:

— Какое у бедного бурята стадо! Скот у богатого… Благодари доброго духа, что в пастухи взяли!

— Ну вот. Значит, тебе нет никакого интереса в одну дудку с богатеями дудеть или там… с этими… нойонами!

Цырен удивился еще больше: от него до нойона было как до звезды на небе!

Костя сказал, что хочет «просветить» Цырена, рассказать ему кое-что. Цырен согласился.