Александр Пинский - Слава [litres]

– В это время выяснилось, что в Советском Союзе не хватает офицеров. Уволили миллион двести, училища позакрывали, и получилось, что армия есть, а офицеров нет. И решили призывать из гражданских вузов. Причем повсеместно по техническим вузам, где это было связано с армией. А где с армией связано больше всего по численности? Конечно, строители. И всех строителей по всему Союзу гребли.

Мы ходили на военную кафедру, поехали после четвертого курса в лагеря, отбыли лагерный сбор, приняли присягу, и нам присвоили звание – младший лейтенант запаса. А после пятого курса, поскольку мы были уже младшие лейтенанты запаса, нас просто приказом министра из запаса призвали в кадры. И всё.

Я сопротивлялся жутко. Начал с того, что написал заяву, что я категорически не хочу служить. Мне сказали: пиши. Потом я пошел в райком комсомола, учинил там скандал. Мне сказали: ты скандаль, но служить будешь. Потом я попал на прием к горвоенкому города Ленинграда, ему я сказал, что тот дурак. Он меня выслушал и сказал: иди, будешь служить.

Надо было идти служить. Поскольку я прилично учился, то был не то первым, не то вторым в выборе места службы. Пришел я на эту комиссию и спрашиваю: мужики, а где служить предполагается? Они мне назвали Ленинградский округ и в основном туда, за Урал. Еще говорят, есть острова, там ограниченный срок службы, два года, а потом меняться надо. Ну я себе прикинул, в грязь – так по колено, надо начинать сразу. Раз так, значит, я хочу туда, на острова. На какие острова? А выбор был, в общем-то, не очень большой. Были какие-то острова на Балтике, совершенно зачуханные. И была Новая Земля. Я про Новую Землю вообще ничего не знал, сказал – хочу туда. Ну, туда – и иди туда. Выяснилось, что нас, таких мудрецов, четверо. Леша Тычков, Паша, я и еще парнишка, мы с ним не очень как-то знакомы были.

Прибыли мы в штаб северного флота, город-герой Североморск. Встретил нас какой-то клерк. Он сказал, что мы в таком непотребном виде флоту не нужны и будем жить там, пока нам не пошьют флотские мундиры. Шили нам эти мундиры три недели. И три недели мы жили в матросском кубрике на 100 человек.

Тогда вообще подолгу служили, а эта попалась команда, они по восемь лет отслужили. Восемь лет на флоте! Они всех этих командиров в таком гробу имели, в таких белых тапочках. А поэтому гудеж беспрерывный, это кошмар какой-то, и это в условиях сухого закона в городе Североморск. Была там одна достопримечательность. Штаб флота был наверху, на сопке, к нему шла большущая деревянная лестница. И рядом с этой лестницей стоял обычный деревянный ларек под названием «Кости», утильный ларек. В любое время суток можно было постучать, туда пятера, оттуда бутылка, и идете себе. Я никогда и лица не видел, кто там выдавал. Но при сухом законе это все было.

Отсидели мы там недели две и стало нам тоскливо. И мы подумали – а не слетать ли нам в Питер? Собрались втроем лететь, документов на руках нет, но рядом Архангельск, нормальный аэропорт, документы тогда не сильно требовали. Мы решили: вечером улетим, день побудем и вернемся. Нам деньги какие-то дали уже за службу. Садимся мы в самолет и летим. Лету полтора часа, полтора часа проходит – Питера нет. Выходит стюардесса и говорит: пристегните ремни, мы идем на вынужденную посадку. А перед этим мы с Пашкой играли в шахматы, и вдруг самолет начал делать переворот через крыло, в пике входил, все шахматы посыпались. Рейс поздний, большая часть народу спала, вынужденная посадка непонятно где, документов вообще никаких.

Садимся, я выглядываю посмотреть – стоит внизу автоматчик и показывает, задерни шторку. Стало еще веселее. Выходит стюардесса, открывает люк, оттуда трап, по трапу заходит офицер с пистолем в руке, за ним четыре автоматчика с автоматами наизготовку. Ну, думаю, кранты. Я Пашке говорю: «Что делать будем?» Он говорит: «Ничего, будем говорить, что мы офицеры Северного морского флота». Ну, будем так будем. Проходит эта команда через салон, выходит назад, ведет со связанными руками командира корабля, второго пилота и штурмана, скидывает их вниз и уходит». Мы сидим. Я попытался рыпнуться, в дверях автоматчик – сидеть. Три часа мы просидели. Потом объявляют: вы сейчас пересядете на другой самолет и полетите дальше по маршруту, предусмотренному билетами.

Картинка: мы спускаемся по трапу, в две шеренги автоматчики с автоматами наизготовку, напротив стоит такой же Ан-24 с трапом, и мы чух-чух-чух туда, и полетели. И стюардесса с нами. По дороге, когда летели, мы с ней познакомились, хорошая девчонка оказалась, мы к ней потом в гости уже ходили, когда в отпуске были. Она рассказала, что первый пилот, он же командир корабля, поспорил со вторым пилотом, что тот не умеет летать, как настоящий летчик. И начали летать. Вот эти все фигуры высшего пилотажа. И долетались до того, что потеряли ориентиры и полетели в Финляндию. Их засекли погранцы, когда они уже пересекли границу. Подняли истребитель, их завернули, посадили на приграничный аэродром. Я потом через стюардессу, Женя ее звали, познакомился и с тем командиром. Хороший парень. Его выгнали из летного состава, их всех выгнали. Оставили где-то в наземной службе.

Так что, вот таким макаром мы слетали еще и в Питер. Вернулись. Выдали нам шмотки, и мы с высоко поднятыми головами, офицеры Северного флота, прибыли в город-герой под названием Рогачёво. Это гарнизон на Новой Земле, где и был аэродром. Основной гарнизон в Белужьей Губе, подпольная кличка Белужка. Вот мы туда.

Новая Земля, с точки зрения даже гарнизона, очень специфичная. Во-первых, это испытательный полигон, а значит, очень много офицеров и в принципе мало солдат, тем более что у нас не солдаты, а матросы были, все-таки флот. Так, по памяти, наверное, тысячи три офицеров было только в Белужке. Жили мы в офицерских общежитиях, нормальные пятиэтажные кирпичные дома, по четыре человека в комнате, с отоплением, с горячей водой.

К тому же, поскольку это Новая Земля, были дополнительные пайки. Это кроме того, что была офицерская столовая с трехразовым питанием. В доппаек входили сгущенка, масло, арахис, галеты, печенье. У нас все платяные шкафы были забиты этой жратвой. Причем очень много этого пайка осталось от лендлиза, от американцев, с 1943 года еще. Это же какие консервы были! Ветчина – вот такие вот ломтики, по форме ветчины, шесть ломтиков, каждый со своим ключиком – ключик открутишь, и эта жестянка снимается, вынимаешь ветчину, как будто ее вчера туда положили. Арахис трехкилограммовые банки, именно фисташки, кругленькие, жареные. Масло – трехкилограммовые банки, открываешь – свежайшее, словно вчера сделали. Галеты, вот галету берешь, пару капель воды буквально – она набухает и становится свежим хлебом. И вот такой жратвы было очень много. Со сгущенкой вообще уже извращения были. Ее же просто так есть – это уже неинтересно. В ней надо пробить дырки, в одной банке со сгущенкой, а во второй – со сгущенным какао, и из двух банок одновременно пить.