Александр Пинский - Слава [litres]

У входа в столовую на улице стояли три бочки: кета слабого соления, кета соленая и горбуша соленая. Это бесплатно, приходи, бери, сколько хочешь.

Гарнизон был в основном из ленинградцев, ленинградские училища. Немножко было москвичей, москвичи в основном строители из академии Куйбышева. И было очень много офицеров из научного сектора, в научном секторе человек 700, это все офицеры, которые занимались чисто ядерными испытаниями.

Имелся базовый матросский клуб, и все. Женщин на Новой Земле не было вообще, когда я приехал. Запрещали привозить семьи. И в обслуге никого не было. Потом, где-то через год, наверное, если не больше, появились женщины-матросы. Они были товаром повышенного спроса, офицеры же все до 30 и не старше, поэтому была дикая конкуренция, но строители прогнули как-то это все под себя.

Когда я пришел на участок, построили мне два военно-строительных отряда. Они тогда даже не военно-строительные были, а отряды рабочих военного призыва. Вместо погон петлицы, на петлицах кирка и лопата перекрещенные, символ нашего благородного труда. И было это войско, конечно, совершенно дикое. И зеки, и плохо понимающие русский язык и суровую русскую зиму дети Узбекистана.

Мало того, там еще и офицеры в отрядах были с войны – командир роты, капитан с войны – в 1963 году. Ты представляешь, что это за капитан! Один был Сидоров такой. Везде сухой закон, так Сидоров в сухом законе демонстрировал следующее: он вот так вот бутылку спирта раскручивал, открывал рот и струей все в горло сливал, даже не глотал – бутылка кончалась, он закрывал рот и шел дальше. Это его был коронный номер.

Я начинал служить сразу начальником специализированного строительного участка. У меня был оклад 140 рублев, умножь на два, и за звание мне платили 90 рублев. Это получалось уже сколько? 370. А тратить не на что. Жратва бесплатная, одежка бесплатная, круглый год были фрукты, ну, килограмм винограда можно было купить. На горючее не тратишься, потому что его нет. А то, что везут, на шару, то отдельная песня. И всё. Я в первый отпуск приехал, у меня было, наверное, тысяч пять. Я гордо маме отдал пачку денег в сумме пять тысяч, она таких денег за всю свою жизнь в руках не держала. Расплакалась. А я ж приехал – надел парадную форму, петухи, лопухи, якоря, кортик нацепил, белую кепку.

Так что внешний антураж был примерно такой. Ну а внутренний рабочий поначалу был самый тривиальный. Но я попал под начальника УНР, был такой Миша Агокшеев, майор – для начальника управления это маленькое звание, то есть он просто быстро рос. Как этот Миша меня задалбывал. Он меня каждую деталь конструкции заставлял чертить и рисовать собственноручно. Вот мостик перекинь через трубу. Я ему говорю: что я тебе рисовать буду?

– Нет, ты мне нарисуй, какие бревна, какие в них шипы, какие в них пазы, как они между собой…

И я, как дурак, ночами сидел, рисовал, а Миша проверял.

Таким макаром он меня третировал, сволочь такая. Хотя хороший мужик был по большому счету. Это мне очень много дало именно с точки зрения становления, подхода к делу. Я же теорию прилично знал и людей к тому времени уже не боялся, работал уже с людьми. В Северодонецке был на практике, два очень хороших бригадира, там не я ими руководил – они меня учили. В Питере у нас была система, когда нас заставляли днем работать, а вечером учиться, мы полгода так работали. И я попал в бригаду к знатному ленинградскому каменщику, Герой Соцтруда был такой, Зайцев Иван Петрович. Мы на Охте строили кирпичные дома. Ох, как он всех мурыжил! Он, по сути, кладку вел сам, остальные ему помогали. 14 человек бригада на него одного пахали. Поэтому народа я не боялся. А вот как совместить одно с другим – это было достаточно сложно, скажем так. Не трудно, но просто через это надо было пройти. Надо было подобрать себе опору.

Тысячу человек народу – это же не просто. Надо их пересортировать, найти язык общий с каждым. Я их хорошо перешерстил. С зеками я разобрался, выяснил, кто из них бугры, установил с ними нормальные отношения, по-людски вот так договорились. Спорт, кстати, в этом деле помог. Когда узнали, что борец, сразу прониклись: зеки и спорт – это очень тесные понятия. Понаходил ребят из интеллигентов. Как-то с этими узбечатами разобрался. Ну, так, прилично получилось.

А потом меня загнали на мыс Морозова, это одна из оконечностей Новой Земли, там стоял ПВОшный дивизион, и я для них строил двухэтажный 16-квартирный дом, единственный на всю эту округу, чтобы офицеры семьями могли жить. Вечная мерзлота, тундра, у них и своих казарм было в обрез, кто-то в палатках жил, кто-то так жил, но уже семьи были. Ну, как семьи: у командира дивизиона была жена, и у начальника штаба, остальные так. Я жил в землянке. В вечной мерзлоте в землянке, нормально. Единственная радость утром – все наружные двери открываются внутрь, это везде на севере, чтобы можно было открыть, когда снегом заносит – утром двери открыл, а там сплошной снег, взял лопату, начал откапываться.

И там было уже достаточно много интересного. Для начала мне пришлось поскандалить с проектантами. Из-за сортиров. Ну, там туалеты какие – внизу здоровенная такая бетонная выгребная яма, и товарищи проектанты поделили ее на отсеки железобетонными перегородками толщиной 10 см и высотой 4 м. Во-первых, как сделать такую перегородку в условиях вечной мерзлоты, севера? Притом, что у нас бетонный завод был один на всю Новую Землю. А во-вторых, зачем это нужно вообще. Окрысился я, пошел к начальнику строительного управления, это первый мой самостоятельный поход. Очень хороший мужик был. Прихожу, говорю, товарищ полковник, ну глупость, посмотрите. Что собираются делать проектанты, учитывать, кто сколько нагадил? Ну так пусть вверху весы ставят. Это же так не делается, это нельзя. Он посмотрел, сказал: ты прав. И так мы с ним на производственные темы в общем-то и сошлись.

А потом мне пришлось этот дом сдавать 30 декабря. Его надо было оштукатурить, гипсокартона еще не было, а дерево оставлять голым нельзя. Поэтому обили дранкой, оштукатурили – а что такой декабрь, кто же высушит ту штукатурку, я уже не говорю, как мы штукатурили. И пришлось сушить коксом на мангалах. Кокс дает высокую температуру, но выделяет угарный газ. Поэтому штукатурка-то сохнет, но газ остается. Мужики начали травиться. Тем не менее мы как-то дошли до стадии наклейки обоев, уже все сделали, покрасили, а штукатурка сырая. Обои наклеили – они съехали. Отправился я на склад – ни магазинов же, ничего нет, понаходил гвоздей стекольных, маленькие вот эти, со шляпками. Нашел обои с кружочками и поприбивал их.

А времени мало, собрал я бугров и говорю: мужики, как хотите, вот у нас три дня, три ночи, надо заканчивать. Причем это же такая работа, денег никому не платят. Там начисляли 3,80, как обычному солдату, всего. Иногда премию. Ну, премия 3,80 и еще 3,80. Поэтому всё только на убеждении. Бугры, посовещавшись, говорят – двадцать пачек чая, и мы тебе всё сделаем. Поехал я, купил 20 пачек чая, ты бы видел этих рабочих! На вторые сутки у них глаза вот такие красные, в темноте светятся. Но они не спят, они пашут. Трое суток они отпахали. Приехала комиссия, всё приняли, подписали, сдали дом. Это был, наверное, мой первый объект в жизни, который я сам строил и сдавал. Вот так я там прокувыркался с полгода, не меньше.