Маргарет Грэм - Раскол дома [litres]

– Расскажите же, леди Эджерс, – настаивал он.

И леди Эджерс рассказала:

– О, как же назывался театр? Ну ладно, неважно. Идете по Лютерштрассе, в районе Шёнберг, это недалеко от магазина «Кауфхаус дес Вестенс». Вы и герр Бауэр знаете его как «КДВ». Боже мой, на сцене девушки в совершенном единении танцевали канкан, постоянно меняя костюмы. А как они маршировали – совершенно как СС, правда. А наши друзья отстукивали такт. Как великолепно они выглядели в форме!

Тим не мешал ей говорить, но вскоре они ушли. Сэр Джордж решил, что леди Эджерс нехорошо себя чувствует. Ничего подобного, дражайший, подумал Тим. Она просто вдрызг пьяна. О господи, я делаюсь похож на дядю Потти.

По другую сторону от герра Бауэра сидела подруга леди Маргарет, Фреда Уилсон. Она щебетала о том, как чудесно в Испании продвигается Франко. Оставить бы ее в одной комнате с Джеймсом. При мысли о кузене Тим едва заметно улыбнулся. Джеймс в безопасности, они пожали друг другу руки, и Джеймс сказал, что очень сильно его ненавидит, так, как он, Тим, просил. Но это не ненависть. Больше не ненависть. Возвращаясь среди ночи домой от вокзала, он взял такси и попросил высадить его у телефонной будки. Он позвонил Потти и доложил ему обо всем, что видел и слышал, а потом крепко заснул и хорошо спал, потому что теперь он знал, что отвечает ударом на удар, и понимал, куда он идет.

На следующий день вечером по радио передали, что нацисты захватили Австрию. Потти прислал записку: «Начинается. Предлагаю поехать в Берлин в самое ближайшее время. Мистер Эндрю не будет возражать».

После обеда у сэра Энтони прошло несколько дней, и в конторе Тима зазвонил телефон. Он оставил свою чертежную доску и бросился к столу, держа в голове модель генератора, которую требовалось как можно скорее усовершенствовать по просьбе Королевского флота. С момента аншлюса все заказы стали срочными. Раньше этого не было. Истошные крики чаек, раздававшиеся с неба, когда он сегодня рано утром торопился на работу, казалось, усиливали это ощущение спешности.

– Доброе утро, Антея, – произнес он в трубку.

Телефонистка сказала:

– Ничего доброго, юный Тим. Вам частный звонок от кого-то, именующего себя сэром Энтони Траверсом. Вам следовало бы сказать своим друзьям, чтобы они перестали давать себе дурацкие имена. Кроме того, вам пора завести себе домашний телефон. Я не ваша личная секретарша. Или можете сводить меня куда-нибудь выпить.

Он рассмеялся.

– Выпивка обойдется дешевле.

– Не рассчитывай на это, красавец. Так я соединяю вас с ним?

– Да, и к вашему сведению, он действительно сэр.

– А вам действительно нужно установить домашний телефон.

В трубке раздался щелчок. Он услышал, как Антея говорит:

– Соединяю вас, сэр.

В трубке раздался голос сэра Энтони.

– Простите за вторжение, Тим. Я тут в запарке и знаю, что у вас рабочий день. Из вашей любезной благодарственной записки я понял, что вы собираетесь вскоре навестить свою мать. Не выполните ли одно маленькое порученьице? Нужно отвезти пакет. Я отправлю его с моим шофером, если вас это устроит. Он подождет у вас в приемной, чтобы передать пакет прямо в руки, поскольку такие вещи часто теряются. Будет у вас такая возможность?

Тим сделал усилие, чтобы говорить ровным тоном.

– Да, конечно. Я уже скоро еду, благо у меня остались несколько дней от отпуска. Я подумал, почему бы мне не попробовать сходить в тот театр, про который говорила леди Эджерс. Я попрошу Антею звякнуть мне и тогда спущусь и заберу пакет. Он подъедет с утра?

– Завтра, в одиннадцать тридцать. Я в Лондоне, и он на машине привезет его. Дела обстоят, скажем, не так хорошо, как хотелось бы, но дружеская рука всегда должна быть наготове. Путь к миру открыт, хотя…

Он умолк. Тим спросил:

– Вы на линии, сэр Энтони?

– Да-да, – он снова оживился. – Завтра у меня дела в Карлайле, и, как я уже сказал, шофер отвезет меня, а потом заедет к вам. Благодарю, Тим. Передайте мои наилучшие пожелания матери и этому… Вашему отчиму.

Связь оборвалась. Тим медленно опустил трубку телефона. Он написал матери сразу после вечеринки у сэра Энтони, как просил Потти, и сообщил, что приедет, чтобы поблагодарить их за освобождение Джеймса. Потти, кроме того, сказал Тиму, чтобы он распространил эту новость среди присутствующих – посмотреть, куда просочится информация. И вот теперь сэр Энтони хочет, чтобы Тим отвез пакет.

Он мысленно представил себе этого человека – его приятные манеры, веру в людей и эти пакеты, которые он не раз отвозил для него, и жадный интерес Хейне к содержащейся в них информации. Соображения по поводу генератора, над которым он работал, отступили на второй план. Он встал и подошел к окну. Серое небо постепенно освобождается от облаков. Скоро оно будет полностью голубым.

Он уже думал о том, чтобы прогуляться в обеденный перерыв, но ему хотелось прямо сейчас выйти на улицу, пусть задымленную и шумную от грохота трамваев, грузовиков, автомобилей, автобусов, криков уличных торговцев, покупателей, рабочих и безработных, потому что все они были его народом, его дорожным шумом, его грязным воздухом. Но он ограничился тем, что открыл грязное окно и перегнулся, совсем чуть-чуть, через подоконник. Он не хотел ехать в Берлин. Но доктор Гербер и его жена уже не в лагере, скоро они будут здесь, поэтому он должен выполнить свою часть сделки.

Снова зазвонил телефон. Антея доложила:

– Говорит ваш личный секретарь. Теперь с вас два шерри. Мистер Смайт хочет говорить с вами. Я знаю, что пишется через «игрек», потому что я сказала «Смит», а он поправил. Наглый тип, как будто мне не все равно, как пишется его фамилия. Так что, я переключаю на вас этого идиота?

Тим рассмеялся. Это имя придумали они оба. Потти уже был на линии:

– Ты здесь, мой мальчик? – прогремел он. – Звякни мне примерно через часок. Надо обсудить эту работенку на стороне.

Щелчок. Тим посмотрел на свой чертеж и вздохнул. У него серьезная работа, которой нужно заниматься, но для Потти это, кажется, не имело никакого значения.

Тим провел за работой около часа. Сбежав вниз по лестнице, он крикнул:

– Хочу пообедать пораньше.

– Ха, – фыркнула Антея. В эту неделю она ходила с рыжими волосами, по ее собственному определению, цвета обгорелого каштана. Она была замужем за моряком и любила его до безумия, сказала она Тиму на прошлой неделе, когда его корабль ушел в плавание на полгода, и глаза ее опухли от слез.

Наверно, так можно было бы описать его чувства к Брайди. Или нет? Временами он сам не знал, что в его жизни было настоящим, а что выдуманным, потому что перемены в его чувствах произошли так внезапно. Единственное, что он знал наверняка, – это то, что когда он видел ее или думал о ней, все остальное теряло всякий смысл. Она такая красивая, что просто беда, и так сильно отличается от других. Но она всегда была такой. И сегодня, как и во все другие дни, он выбросил мысли о Брайди из головы, потому что ему и так проблем хватает.