Михаил Кожемякин - Игры Фортуны [СИ]

— Я буду рядом, — Юлиана Менгден, не стесняясь герцога, сильно сжала руку его жене и на мгновение прижалась к ней в слишком красноречивых объятиях. — Не волнуйся, мой дружок, Аннушка!

И она выскользнула за дверь, но можно быть уверенным — в нужный момент она окажется неподалеку.

Вошел Бирон. Наглый, уверенный, довольный. Лоснящийся от удовольствия, словно сытый кот, объевшийся сливками власти. «Сейчас у него будет отрыжка», — подумала Анна Леопольдовна.

— Я желал бы поговорить наедине с вами, принцесса. Извольте выйти, герцог.

— Вы не смеете мне приказывать! — начал было Антон-Ульрих, но Бирон только рассмеялся.

— Смею, милый мой, еще как смею! — отрезал он. — Волей покойной государыни я назначен регентом при маленьком императоре. А вы, голубки мои, всего лишь его родители.

— На правах отца императора я останусь! — заявил Антон-Ульрих. Но решительность и смелость, которые так легко давались ему на войне, под стенами Очакова, теперь оставили герцога. Его голос прозвучал не слишком уверенно, и Бирон презрительно усмехнулся.

— Изволите бунтовать? — ехидно переспросил он. — Не советую!

— Выйдите, сударь, — попросила Анна. — Вы разбудите малыша.

— Но, сударыня… — попытался возразить Антон-Ульрих. Анна Леопольдовна лишь устало махнула рукой. Отец императора вышел.

— Итак, — начал Бирон, подходя к колыбельке Иоанна.

— Итак, — продолжила Анна, загораживая колыбельку собой.

— Вы боитесь за маленького императора? — удивился Бирон. — Напрасно. Он — залог моего регентства.

— Кто знает, может быть, вы захотите сами возложить на себя корону? — спросила Анна с неожиданной смелостью, которую вселял в нее инстинкт матери, защищающей свое дитя.

— Ну-ну, — хохотнул Бирон. — Какая, право, у вас бурная фантазия, принцесса! Корона Российской империи еще столь доступна, как корона Речи Посполитой, где королем может стать любой дворянин. Я же не Романов. А вот мой сын Питер может стать Романовым хотя бы по семейному имени. Если вы разведетесь с этим глупцом Антоном-Ульрихом и выйдете за Питера. Или — в противном случае — если я женю его на Елизавете Петровне.

— Развод невозможен! — воскликнула Анна. — Антон-Ульрих — отец императора!

— Неужели этот глупый Антон-Ульрих вам еще не надоел, моя дорогая? А если я разрешу Морицу Линару вернуться в Петербург?

— Мориц… — У Анны перехватило горло. — Мориц…

— Вот именно — Мориц, — продолжил Бирон. — Так вы хотите, принцесса, чтобы он вернулся?

— Да… — выдохнула Анна. — Да, хочу.

— Только в обмен на ваш развод с Антоном-Ульрихом и замужество с моим сыном Питером. Который, насколько я могу быть посвящен в ваши меленькие секреты, ваш давний друг. Поверьте, принцесса, я желаю вам только добра. Будем жить, как говорят в России, одним домком!

Что-то в его словах насторожило Анну. Питер Бирон, конечно, приятный и добродушный молодой человек, по крайней мере ранее казался таков. Они с ним были одно время совсем по-детски близки. Но те времена прошли, Питер, похоже, всерьез обиделся на Аннушку после того, как их брак с герцогом Брауншвейгским был «консумирован» — Боже, какое нелепое слово, оно словно создано для Антона-Ульриха! Так вот, веселый Петруша Бирон-младший, видя, как растет Аннушкин живот, стал холоден и отчужден с нею. Все же он был сыном своего отца, так же честолюбив, и не смог простить милой подруге, что она уступила нелюбимому Брауншвейгу в том, в чем отказала ему. Теперь он вряд ли будет прежним забавным другом ее юношеских развлечений. Появился новый Питер Бирон — орудие своего отца, его рука, к тому же укрепленная личной обидой. Брак с ним станет еще тягостнее…

Аннушка никогда не верила Бирону. Гадала: может, это он отравил тетку, чтобы стать регентом? А теперь подбирается к малышу, сладко спящему в колыбельке. Бедный ребенок, бедный… Анна нервно вцепилась в стенку кроватки. Малыш пискнул в колыбельке. Словно котенок или щенок… Боже, Боже, как его защитить?! Ах, если бы здесь был Мориц! Для вида согласиться на развод, лишь бы в Петербург вернули Морица! А потом отказаться… Отказаться она всегда успеет.

— Тише, тише — Анна покачала колыбельку. — Тише, мой милый. Я подумаю над вашими словами, герцог!

— Думайте, принцесса! Но я не люблю, когда женщины думают долго, — развязно ответил Бирон. — За это время им всегда можно найти не столь задумчивую замену.

Он вышел, нарочито громко хлопнув дверью. Анна бросилась укачивать заплакавшего Иванушку. Послышались шаги Юлианы. Она подошла сзади, обняла Анну за талию:

— Все будет хорошо, дружок мой, не бойся! Моя сестра Доротея замужем за сыном фельдмаршала Миниха, ты знаешь…

— Ну и что? Какая мне польза от этого?

— Фельдмаршал несправедливо обойден Бироном. Миних единственный может восстановить справедливость.

— Но каким образом?

— Он свергнет регента, — зашептала Юлия на ухо Анне. — Офицеры и солдаты пойдут за ним… Подожди немного, дружочек мой, и мы все устроим…

— Нет, Юленька, нет! Об этом же мне только что твердил этот… мой супруг. Но это так опасно! Это может закончиться ссылкой… Заточением… Что будет тогда с ним, с моим маленьким?!

— Это закончится нашей победой, ангел мой! Ты станешь правительницей при сыне. А, может быть, и… императрицей!

— Но мой сын — император! Корона по праву принадлежит ему! И только ему!

— Он слишком мал, ему не удержать короны на своей головке. Нам надобно короновать тебя!

— Отнять корону у сына?

— Если ты не сделаешь этого, к власти придет Елизавета. Или ты — императрица Анна Вторая, или она — Елизавета Первая. Третьего не дано.

— Тогда… Тогда — пусть свершится воля судьбы! Поговори с фельдмаршалом, Юлиана…

— Ты сама должна поговорить с ним, дружочек мой…

— Сама? Ах, это опасно! Впрочем, я должна… Пусть он придет ко мне. В тайне. Поздно вечером. Ты проведешь его.

— Хорошо, мой ангел! Я все для тебя сделаю.

Генерал-фельдмаршалу Бурхарду Кристофу Миниху очень мешал Бирон, как до этого мешали многие. Но остальных конкурентов в борьбе за армию и власть он довольно легко устранял, убирал с шахматной доски, словно сбрасывал ребром ладони.

На адмирала Петра Сиверса, которого высоко ценил Петр Великий, Миних написал донос и вовремя подсунул это письмецо только что взошедшей на престол Анне Иоанновне. Судьба Сиверса была печальна, хотя по сравнению с последующими событиями могла показаться почти везением. Адмирала, неосторожно говорившего при свидетелях о правах Елизаветы Петровны на престол, Анна Иоанновна велела лишить чинов и званий и отправила в ссылку. Правда, не в Сибирь, а в собственное имение в Кексгольмском уезде. Кексгольм — не сибирский острог, а язык, ноздри и самое голова остались при Сиверсе.