Йозеф Аугуста - Из глубин древности

Лишь одного ящера среди них недоставало.

Это был молодой самец, пытавшийся своей храбростью восполнить недостаток силы и боевого опыта. Он безрассудно сцепился со старым ящером, искушенным бойцом, и погиб в этой схватке.

Они тогда сошлись в поединке у прибрежных скал. Ящеры хватали друг друга беззубыми пастями, колотили противника передними лапами и длинными хвостами. Вода вздымалась высокими брызгами, большими волнами накатывала на плоские скалы, а прямо на месте боя собралась куча серебристой пены.

Разгоряченные паразавролофы долго дрались.

Постепенно молодой самец начал уставать. Он перестал атаковать и уклонялся от ударов. Старый ящер понял, что пришла пора склонить ход боя в свою пользу и начал нападать, упорно и безжалостно. Удары сыпались на тело уставшего противника, загоняли его под воду и выбили из него последний боевой задор. Страшным натиском своего могучего тела старый самец прижал молодого соперника к скальной стене. Тот лишь вяло защищался, а когда почуял спиной камень, то хотел пуститься наутек.

Но сделать это было не так-то легко. Ящер оказался словно в железных тисках между скалой и телом противника. Как бы он не метался и не дергался, освободиться не смог — скала и старый самец не позволяли.

На мгновение молодой паразавролоф прекратил бой. Он потихоньку отдыхал, чтобы чуть-чуть набраться сил и восстановить дыхание, а потом попытаться спастись, что удалось бы только путем поспешного бегства.

Этот прием немного сбил с толку нападающего. Он чуть ослабил натиск и как только молодой изможденный самец почуял это, то дернулся в попытке убежать. Но старый в один миг сдавил его снова. Однако в этот раз он не метил в бок, а схватил противника за шею и со всей силы ударил его головой о скалу. Длинные дыхательные трубки затрещали и раскололись, а с ними — и некоторые кости черепа, чьи осколки подобно острым иглам впились в маленький мозг.

В глубоком беспамятстве, словно тяжелая глыба, молодой самец ушел под воду, которая вскипела над ним высокими брызгами. Озадаченному победителю с его тупым мозгом было невдомек, куда так внезапно пропал сраженный противник. Он покрутил своей головой с трубкой-гребнем в разные стороны и, не обнаружив нигде соперника, отплыл от скалы.

Тело несчастного молодого паразавролофа покоилось на дне болота под скалами. Через несколько дней оно раздулось от трупных газов и снова оказалось на поверхности, а поднявшиеся из-за ветра волны унесли падаль далеко от этих мест. Одна из них выбросила мертвое тело на плоский песчаный берег, где оно и лежало в солнечных лучах как небольшая, никому не нужная гора из мяса и костей.

Так бы и валялся там этот труп, не наткнись на него бродящий вокруг горгозавр. Тот уже находился на пределе своих сил, когда обнаружил мертвого паразавролофа. Ящер кинулся на него, рвал и глотал тухлое мясо, ведь с тех самых пор, как его победил и изранил стиракозавр, он блуждал по краю, так и не найдя ничего, чем бы мог наесться, ему не встретился ни один молодой динозавр, которого можно было легко победить и сожрать. Открытые раны горгозавра постоянно болели и все же он не мог мирно отдохнуть в каком-нибудь тенистом уголке. Жуткий голод гнал его без устали с места на место, не давая ни секунды покоя. Жизнь горгозавра в эти дни была тяжелой и горькой. Он, гигант и хищный пожиратель, стал теперь, несмотря на свою величину, ничтожным и слабым, угнетенным и беспомощным. И когда ящер стоял над останками паразавролофа — измученный, утомленный и наконец-то сытый, то из исполинской глотки вырвался рев, будто предостережение о том, что не всегда можно одержать победу лишь с помощью грубой силы.

Солнце понемногу клонилось к западу, словно усталый путник.

Уже давно угас жаркий огонь полудня, тем не менее, льющийся с небес на неизмеримо огромную территорию травянистой равнины знойный поток золотых лучей нещадно бичевал все вокруг.

Это был обширный засушливый край эпохи раннего третичного периода.

Много дней и ночей исчезло в бездонном колодце забытых времен с тех пор, когда теплые и обильные дожди напоили весной землю и корни растений. Серые и пожелтевшие пучки трав заблестели новой зеленью, устремились к солнцу и окрепли. Они создавали неописуемое переплетение свежей поросли невероятного объема, тысячи нитевидных корешков впивались в плодородную почву и полнили свежие листья животворными соками. Среди зеленой травы поднялись тогда и бесчисленные былинки, восхищенно распускавшие в солнечном тепле пестрые чашечки своих цветов с чарующим ароматом. В ту пору зазеленели и редкие заросли кустарника, и низкорослые кривые деревца, но теперь все увяло, будто угнетенное жаром солнца и иссушающим ветром.

День приходил на смену дню в безудержном истечении нескончаемых часов и каждый следующий становился чем дальше, тем все более удаленным воспоминанием о периоде дождей. Солнце пылало все сильнее и жарче на чистом безоблачном небосводе и воздух дрожал над травянистою равниною словно над углями исполинского очага.

Травы и былинки вяли и сохли, зеленый ковер с разбросанными повсюду пестрыми пятнами осыпающихся цветов понемногу приобрел уныло-желтый или бурый оттенок из-за немилосердной жары. Над иссохшим краем утро рождалось без росы, на голой, обнаженной ветром почве начали появляться большие трещины и расселины, становившиеся все более глубокими и зияющими. Последние из мелких озер и прудов пересохли и вся их пышная флора полностью погибла. Край стонал под игом палящего солнца, которое иссушило все вокруг и превратило последние капли воды в пар, поднимавшийся в горьком воздухе и исчезавший в безоблачной вышине. Ни вечерняя тень, ни прохлада ночи не возвращали свежести чахнущей растительности. Потому листья со стеблями тихонько ложились на раскаленную землю, выглядевшую как обширная пустыня, плоская и однообразная, лишь кое-где над ней высились жесткие пучки ковыля или перловника.

Но эти иссохшие травы смотрелись до смешного низкими по сравнению со старым вулканом, который внезапно вырастал посреди плоской равнины подобно невысокому холму с пологими склонами.

Когда-то, невероятно давно, в этих местах под толстою земною корою бурлила раскаленная лава, которая под страшным давлением нагревалась до высочайшей температуры и кипела, металась и клокотала в вихревой пляске сжатых газов. Когда же ее вздувшиеся текущие волны достигли вершины своего буйства, здесь внезапно разверзлось жерло вулкана. Как из перегретого подземного котла к небу вознесся гигантский столб из горячих газов и пара, выбив кусок земной коры словно огромную каменную пробку. Потом под жуткие раскаты подземного рокота в воздухе засвистели лавовые бомбы; масса камней и пепла засыпала всю округу возле извергающегося вулкана и, наконец, эту симфонию ужаса и гибели завершил мощный поток бурлящей лавы, ринувшийся вниз по склонам. Не зная преград, он уничтожил и сжег, раздавил и пожрал все на своем пути, покуда сам не превратился в камень. За долгие эпохи вулкан снова пробуждался к жизни через разные промежутки времени. Но эти извержения, несущие ужас и смерть, становились все слабее и слабее, пока не прекратились совсем.