Кейт Куинн - Змей и жемчужина

Вскоре я уже направляла работу помощников повара по упаковке посуды, которую они привезли в палаццо кардинала из палаццо мадонны Адрианы, чтобы приготовить свадебный банкет. Больше не было ни прилива волнения, ни чудесных запахов, и я все эти часы держалась только за счёт изматывающей самодисциплины, потому что быть поваром — значит не только обонять аппетитные запахи пряностей, мёда и сдобного теста, которое так приятно месить и раскатывать. Это значит ещё и прикрикивать на кухонных работников и служанок, и всё время приказывать подмести полы, и почистить котлы, и отдраить все кухонные поверхности. Меня с детства учили всё это делать, так что я знаю, о чём говорю. К тому времени, как взошло солнце, я уже успела погрузить последнюю ложку и последнего слугу мадонны Адрианы в повозки, забежала в тёмные тесные кухни кардйнала, чтобы оглядеть их в последний разок — и вот тут-то как раз и возвратился мой шалопутный кузен.

— Милостивый Боже! — раздался за моей спиной тихий мужской голос. Я, подбоченившись, повернулась и посмотрела на своего кузена, стоящего, прислонясь к косяку в дверном проёме, что отделял кухни от двора. Окинула взглядом всё его длинное тело шести с половиною футов роста и слегка сконфуженное лицо.

— Здравствуй, Марко, — сказала я.

Сначала он поглядел на меня озадаченно. Это и неудивительно, ведь он, в конце концов, не видел меня, по меньшей мере, пять лет, впрочем, даже когда мы с ним работали в одной кухне под руководством моего отца, Марко не обращал на меня ни малейшего внимания. И какой ему был смысл замечать меня? Любимый ученик отца, стремящийся сам стать полноправным мастером-поваром, вполне мог игнорировать дальнюю родственницу, худую, как палка от метлы, даже если она постоянно мешалась под ногами и вечно лезла со своими мнениями насчёт того, чего стоило бы добавить в соус.

— Кармелина? — проговорил наконец он.

— Она самая, — отвечала я и, прошествовав мимо него, крикнула слугам мадонны Адрианы, чтобы ехали в палаццо Монтеджордано без меня. — Сядь, Марко. Нам надо о многом поговорить.

Я не видела особого смысла щадить его чувства. Я рассказала ему всё (или почти всё), и когда кончила говорить, он был бледен и дрожал.

— О Господи Иисусе, — простонал мой кузен. — О Господи Иисусе, Пресвятая Дева и святая угодница Марфа, помогите нам.

Я могла бы ему сказать, что святая Марфа уже крепко мне помогла, но ситуация и так была достаточно рискованная, чтобы вмешивать сюда ещё и её мумифицированную руку. Я погладила свёрток под моей юбкой. — Марко...

— Что же ты наделала ? — Он уставился на меня через стоящий на козлах стол, за который мы оба устало уселись. Тесные маленькие кухни кардинала были залиты солнцем, вымыты и вычищены до блеска и странно тихи после вчерашней безумной суеты — слуги мадонны Адрианы поднялись ни свет ни заря, чтобы всё собрать, упаковать и отправиться домой, а слуги кардинала, по-видимому, встанут поздно из-за вчерашних торжеств. По моим расчётам выходило, что у нас с Марко есть добрый час на разговор один на один, прежде чем нам придётся выйти вон.

— Я не знаю, что делаю, — честно призналась я, — но назад я не вернусь.

— Тебе придётся вернуться в Венецию! Ты знаешь, что будет, если ты не вернёшься? Что будет со мною, если я тебе помогу?

Я посмотрела на своего кузена, сидящего, беспомощно сложив большие руки на отмытом и отдраенном столе. Когда мне было двенадцать, я была в него влюблена, и какая девушка в него бы не влюбилась? В такого высокого, широкоплечего, с руками мускулистыми от многих часов взбивания яиц и перетаскивания тяжёлых кусков мясных туш, чтобы насадить их на вертел. С такими красивыми тугими чёрными кудрями и весёлой, часто озаряющей лицо улыбкой, не говоря уже о том, что этот добродушный красавец имел ещё и истинный талант к поварскому искусству. Большие руки Марко могли замесить и тонко раскатать самое вкусное сдобное тесто для пирогов, создать самые воздушные кондитерские изделия, самые изысканные соусы, и я любила его за это не меньше, чем за широкие плечи и белозубую улыбку. Но я сохла по нему недолго, потому что вскоре поняла, что, несмотря на всё то, чем щедро наградил его Бог, у Марко Сантини нет ни капли здравого смысла.

— Никто меня не найдёт и не поймает, — сказала я так успокаивающе, как только могла. — Кому придёт в голову искать беглую венецианку в Риме.

— Но как тебе удалось самостоятельно пробраться так далеко на юг? — Он устремил взгляд на мои коротко остриженные волосы. Я наконец-то сняла испачканную в муке и яйце тряпицу, которой была повязана моя голова, и мои курчавые волосы наверняка уже встали торчком, что, разумеется, делало меня ещё менее пригожей.

— Я путешествовала под видом юноши, — призналась я, проводя рукой по своим обчекрыженным волосам. — Купила в Венеции поношенные камзол и рейтузы, а к ним ещё и маску. Было как раз время карнавала, и все вокруг ходили в масках. — Маскировка была так себе, но я была достаточно высокой и худой, чтобы сойти за долговязого подростка, и, само собой, свою роль сыграла и маска. Половина тех, кто в преддверии Великого поста праздновал карнавал, путешествуя по тем же дорогам, что и я, были одеты в смешные маскарадные костюмы и длинноносые маски. Каким же кошмаром было это путешествие! Я ночевала на постоялых дворах, где по моим ногам, пища, бегали крысы, давилась чёрствым хлебом и жёстким, как подошва башмака, мясом — единственной едой, которую я могла себе позволить; плыла по рекам на медленных, как улитки, баржах, которые останавливались в каждой деревенской гавани, растянув две недели пути, на которые я рассчитывала, на месяц и даже больше.

— Где ты разжилась деньгами для путешествия в Рим? — резко спросил Марко. — Я знаю, что у тебя не было ни гроша за душой!

— Я раздобыла достаточно, чтобы добраться сюда, — ушла я от ответа. Неважно, как я их добыла; это Марко не касалось. К тому же если бы он узнал, что у меня ещё кое-что осталось, то непременно бы захотел одолжить всё, чтобы в петушином бою сделать верную ставку на бойцового петуха, который обязательно победит. Марко всегда говорил, что знает, какой из петухов — «верняк».

— Что ж, я не знаю, почему ты явилась именно ко мне, но я ничем не могу тебе помочь. — Он тяжело осел на стуле, понурил голову и взъерошил пятерней свои чёрные кудри. — У меня даже работы теперь нет. Если мадонна Адриана ещё не успела меня уволить, то наверняка...

— Да, кстати, твоя работа. Скажи мне, Марко, куда ты подевался вчера? Где ты был, когда должен был трудиться не покладая рук, чтобы приготовить праздничный стол для свадьбы мадонны Джулии Фарнезе?

Он отвёл глаза. Взяв початую бутыль вина, которую я вчера закрыла пробкой, я снова откупорила её и разлила вино в два кубка, щедро добавив в него воды.