Кейт Куинн - Змей и жемчужина

— В самом деле? — Я сделала служанкам знак выйти и обняла высокую резную спинку стула. Мне внезапно надоела женская суета. — А я сомневаюсь.

— Эта девочка всю свою жизнь прожила в тени всех этих властных братьев и ещё более властного отца. Не говоря уже о своей стерве-матери — по-моему, такая мать хуже, чем никакой. — Леонелло посмотрел на мой расписной потолок. — У неё нет сестёр, и в её окружении долго вообще не было женщин, кроме мадонны Адрианы, а та всегда принимает сторону её отца. Но теперь рядом с нею находитесь вы, самая красивая и знаменитая женщина в Риме, и вы могли бы отмахнуться от неё, как от надоедливого щенка, но вы этого не делаете. Вместо того чтобы отшить её, вы помогаете ей стать женщиной.

— Всё-таки не настоящей женщиной. — Я положила голову на сложенные на столе руки. — Я не могу помочь ей стать настоящей женой, как она хочет. Но с другой стороны, я и сама не настоящая жена, так как же я могу помочь в этом ей?

— Может, вы хорошенько попросите Его Святейшество, встав на свои украшенные ямочками колени?

— Откуда вам известно, что у меня на коленях ямочки? — в смущении спросила я.

— Я подслушал, как ваша служанка Таддеа за пять скудо рассказывает стражнику, как вы выглядите, когда принимаете ванну.

— Я поговорю с ней, — без особого негодования сказала я. Мои служанки любили меня, они болтали и сплетничали со мною, но все они бесстыдно злоупотребляли моим доверием — крали мою косметику, носовые платки, туфли и другие мелкие вещи из моего гардероба, думая, что я их не хвачусь, и продавали пряди моих волос для любовных сувениров. Чаще всего я притворялась, будто ничего не замечаю. Как я могла винить их в том, что они, когда представляется такая возможность, зарабатывают на стороне? Сама я родилась в богатой семье и могла жить в достатке, а у моих служанок было только их жалованье (притом моя свекровь платила самое скудное жалованье в Риме). Так что если Пантесилея крала мои духи, а Таддеа за несколько лишних монет рассказывала кому-то, как я выгляжу, когда принимаю ванну, то и на здоровье. — И с Папой я поговорю тоже, — добавила я. — Заступлюсь перед ним за Лукрецию, хотя это ничего не даст. Его решение непоколебимо. Он не желает, чтобы этот брак был осуществлён фактически.

— Ну, разумеется. — Леонелло заложил книгу на том месте, где читал, и отложил её в сторону. — Если Лукреция останется девственницей, он всегда сможет аннулировать этот брак, чтобы заключить новый, более выгодный.

— Если Лукреция останется девственницей, то она по-прежнему будет в первую очередь дочерью Его Святейшества, а не женой Сфорца.

— Я вижу, ваша хорошенькая головка годится не только для того, чтобы на ней росло огромное количество волос.

— Вы невыносимы, — сказала я, однако рассмеялась. Я нисколько не возражала против грубости, которой отличался мой телохранитель. Напротив, я находила её забавной и освежающей после медоточивых комплиментов всех тех, кому что-то от меня было надо. — Встаньте, Леонелло.

— Зачем?

— Затем, что я хозяйка этого дома, и я так велю.

— Мне платят за то, чтобы я вас защищал, а не за то, чтобы я вас слушался.

— Я обижусь, — предупредила я. — Вы же не хотите, чтобы я надулась? Святой отец говорит, что мой надутый вид может сокрушить любые городские ворота.

— Кто я такой, чтобы противоречить святому отцу?

Леонелло встал, и я взяла мерную ленту, которую оставила на столе одна из моих модисток.

— Раскиньте руки, — велела я и измерила длину его руки.

— Вы измеряете меня, чтобы растянуть на дыбе? — поинтересовался он, пока я мерила окружность его запястий и груди и длину его спины. — Уверяю вас, в этом нет нужды. Если вы желаете наказать меня за грубость, вам достаточно запретить мне пользоваться библиотекой.

— Я обещала вам новую ливрею, — ответила я. — Вы меня позорите этими вашими поношенными сапогами и камзолом, который вам велик. Я устанавливаю моду в Риме, и я не желаю, чтобы мой авторитет подрывал плохо одетый телохранитель.

— Dio, кому какое дело, во что я одет? Никто никогда этого и не заметит.

— Чепуха, вы могли бы прекрасно выглядеть, если бы только захотели. Все служанки сходили бы по вам с ума. — Я подумала о Кармелине, которая смущённо отводила глаза, когда я задавала ей вопросы про Леонелло. — Возможно, вы могли бы кое-что для меня сделать, после того как я закончу вас измерять, — с невинным видом добавила я. — Не могли бы вы сходить на кухни и поговорить с синьориной Кармелиной?

— И о чём вы мне прикажете говорить с нашей вспыльчивой кухаркой? — Ага, в его карих глазах зажёгся интерес — и мне это доставило немалое удовлетворение. Кармелина была по-своему импозантной женщиной, не хорошенькой — для этого у неё было слишком длинное лицо, и к тому же она почти всё время хмурилась — однако у неё были красивые тёмно-карие глаза, вспыхивающие при каждой смене настроения, и от неё всё время дразняще пахло корицей, мёдом или полынью. И ополаскиватель из розмарина, которым я заставила её воспользоваться, помог ей обуздать чрезмерную пышность её курчавых волос. Я дала ей целую склянку и заставила её поклясться душой святой Марфы, что она будет им пользоваться.

— Вы могли бы сказать Кармелине, чтобы она пришла поговорить со мной, когда у неё выдастся передышка между приготовлением обеда и ужина, — нарочито небрежно ответила я. — Кстати, вы обратили внимание на то, что она сделала со своими волосами? Думаю, вы не заметили; мужчины никогда не замечают таких вещей... Да, скажите ей прийти поговорить со мной насчёт ужина со Сфорца.

— Насчёт меню? — спросил Леонелло. — Он же, насколько я знаю, господин небольшого городка и наверняка часто охотится в его окрестностях. Так что он съест всё что угодно, лишь бы оно было достаточно тяжело ранено, чтобы не уковылять с его тарелки.

— Нет, Кармелина может решить вопрос с меню сама. Мне просто надо ей сказать, что в тарелку Сфорца следует положить одну-две дополнительных специи. — Я опустилась на колени, чтобы измерить окружность лодыжек Леонелло. Его ноги даже в сапогах выглядели искривлёнными, и я подумала, что они, наверное, болят. Я никогда не видела, чтобы он хромал, и не слышала, чтобы он жаловался, но всё-таки была убеждена, что очень часто ему бывает больно ходить.

— И в каких же специях так нуждается граф Пезаро? — Похоже, мой телохранитель был позабавлен. — Может, ему недостаёт соли? Хотя я видел его и недолго, мне он показался весьма пресным малым. Думаю, если бы вы сказали малышке Лукреции, что её муж — законченный зануда, она бы так не рвалась прыгнуть к нему в постель.

— Меня беспокоит не её пыл, а его. — Закончив снимать последние мерки с Леонелло, я встала и выпрямилась. — Видите ли, я получила от Его Святейшества письмо, и он пишет, что если синьор Сфорца начнёт ухаживать за Лукрецией слишком пылко, то он должен... почувствовать недомогание.