Маргарет Грэм - Война. Истерли Холл [litres]

– Будь осторожен, молодой Джон. Ты просто будь осторожен. Я не хочу, чтобы наша работа обратилась в прах, – по ее лицу бежали слезы.

Не глядя на Эви, она сказала ей:

– Ты не будешь ничего говорить, поняла меня? Ты не будешь ничего мне говорить. – С этими словами она приложила ладони к лицу, выпрямила плечи и направилась обратно внутрь.

Эви еще раз помахала, и тут увидела Нормана, мальчика-почтальона из Истона, который ехал на велосипеде, опустив голову, по дороге к их дому. Он проехал мимо такси, которое остановилось. Она увидела, как Джон высовывается из окна и наблюдает, как мальчик подает назад. Норман со всей силой жал на педали, пытаясь набрать скорость на гравии. Эви услышала, как он тяжело дышит, когда он подъехал ближе. Он затормозил и остановился, глядя на Эви через плечо, что он делал в последнее время почти всегда, говоря, что не может больше смотреть людям в глаза.

Он полез в свою кожаную сумку.

– Вот, Эви, передай эту штуку леди Веронике, – он облизал грифель своего карандаша и сунул ей телеграмму. Она расписалась за нее. Он пихнул бланк в сумку, развернул свой велосипед и покрутил педали, уезжая прочь. Джон Нив выбрался из машины и на этот раз жестом попросил мальчика остановиться.

Норман остановился. Они поговорили. Эви пронесла письмо в прихожую. В комнате отдыха на носилках лежало несколько человек – это место было отведено для посещений, а в бильярдной пациенты располагались на матрасах, она была предназначена для отдыха и досуга представителей всех званий. Нев-Шапель подорвала все установленные порядки. Мимо Эви прошел дежурный. Она передала телеграмму ему.

– Передай это прямо в руке леди Веронике, Сид, если тебя не затруднит.

Он растянулся в улыбке:

– Это порадует ее. Она ждала достаточно.

Эви поспешила к лестнице, направляясь на кухню. Она должна верить, что это хорошие новости. Она должна. Она должна. Потти должен был сказать им, если это не так. Да, конечно же, это так, и она была рада, что сегодня они нарушили распоряжения капитана Ричарда и придумали золотой суп, за которым сегодня последует свинина с домашней фермы с печеной картошкой и капустой, взращенных на землях Истерли Холла. А за ними, в свою очередь, последует медовый кекс с заварным кремом. Людям уже рассказали. Радостное возбуждение носилось в воздухе, и капитан Ричард, должно быть, уже и забыл свои указания.

Она спрыгнула с лестницы. Медовый кекс был предложен юным Дереком Хейсом, которому было всего восемнадцать, но он уже лежал здесь. Его война была окончена, его нога осталась где-то во Франции. И что, застрелился он после этого? «Да кого это вообще волнует, – как-то сказал Эви доктор Николс, когда они прятались от ветра под старым кедром. – Это гораздо лучше, чем потерять рассудок».

Мистер Томас, пасечник из Хоутона, сказал им, что сейчас очень большой спрос на мед, так как люди продолжают запасаться впрок, поэтому он, вероятно, не сможет снабжать Истерли Холл необходимым количеством на регулярной основе. Но все равно, сегодня в кексе будет пара лишних ложек.

Когда Эви спешила вниз по коридору, она вспомнила, что у семьи Гарри Траверса были ульи. Когда он собирался уезжать туда, это был единственный раз, когда этот молодой человек не веселился, такова была его заинтересованность в этих маленьких негодницах. Она должна напомнить ему, чтобы он продал им несколько банок из дома, ведь он вновь скоро туда вернется. Деревянная нога, которую папа и Том, кузнец, сделали для него, казалось, работала отлично, если можно судить по мероприятию на болотах. Но он, конечно же, еще вернется, потому что культя будет зарубцовываться и нужно будет сделать кое-какие улучшения.

На кухне Энни уже была по локоть в муке, а миссис Мур проклинала добровольцев, взявшихся за овощи, за то, что они слишком легкомысленно относились к мытью листьев. Повсюду разносился богатый аромат нежной свинины, тушившейся в нескольких бутылках мерло, – спасибо за это Оберону, а вот Роджеру знать об этом необязательно. На секунду Эви будто увидела широкую улыбку Оберона, светлые волосы, ниспадающие на его лоб, и глаза, даже более синие, чем у Сая. Да уж, этот красавец превратился в хорошего, очень хорошего человека. Она почувствовала себя счастливее, чем была уже очень долгое время, и запела: «Если бы я была единственной девушкой на свете, а ты…»

Она увидела, что миссис Мур смотрит на нее, хотя нет, не на нее, а мимо, и мимо Энни, и мимо миссис Барнс из деревни, которая прекратила нарезать картошку. Она замолчала и обернулась. Это была Вер с телеграммой в руках, белая как штукатурка. Капитан Ричард стоял позади нее, опершись на дверную раму, его лицо было неподвижно.

– Возьми его, – сказала Вер.

– Прочти его, – настояла Эви.

Капитан Ричард захромал вперед, используя свою трость, и выхватил телеграмму.

– Миссис Мур, не могли бы вы, пожалуйста, предложить Эви и Веронике присесть. Энни, чай, быстро. Миссис Барнс, не были бы вы так добры продолжить приготовления к обеду. Жизнь должна продолжаться.

Миссис Мур взяла обеих женщин под руки и заставила сесть. Эви вспомнила, как Саймон пришел сообщить ей, что Тимми, их милый паренек, погиб. Тимми. Тим. Милли.

– Кто-нибудь, приведите Милли, – сказала она твердым, спокойным, не своим голосом.

Миссис Барнс оставила картофель, который она мыла в цинковой раковине, на кухне, потому что теперь они его больше не чистили. Каждая унция продукта должна быть сохранена. Эви смотрела, как она спешит в прачечную, и ее бледно-голубая форма натягивается на ее полном теле. Они услышали, как раздался вскрик, когда миссис Барнс сообщила новость, шум от бегущих ног, и вот Милли появилась, налетев на капитана Ричарда, почти сбив его с ног. Миссис Мур закричала:

– Милли, сядь.

Она потянулась к капитану Ричарду и вернула его в вертикальное положение, словно кипящий чайник, – так подумала Эви. Чертов кипящий чайник.

Телеграмма была от Потти, не от Оберона.

«Дстч. Капитан Брамптон пропал, предположительно убит точка почти наверняка относится к Срж. Форбсу точка Кпрл. Престону точка Фрэнсису Смиту точка мои соболезнования».

Эви услышала чей-то крик. Потом пощечину. Крик прекратился. Миссис Мур потирала свою руку, и так распухшую от ревматизма.

– Ты должна взять себя в руки, Милли.

– Фрэнсис? – сказала Эви. – Фрэнсис?

Милли выла, раскачиваясь на стуле.

– Роджер, чертова ты дура, Эви. Его имя Фрэнсис Смит, ничего-то ты не знаешь.

Вероника сказала:

– Отец настаивает, чтобы каждого камердинера называли Роджер, а каждого лакея – Джеймс или Арчи. Господи. О господи, – она схватила руку Эви. – Я не могу этого вынести. Я этого не вынесу.

Энни наливала чай в эмалированные кружки. Одну из них она подала Эви. Та передала ее Веронике.