Маргарет Грэм - Война. Истерли Холл [litres]

Она ехала и ехала, пока не добралась до песка и не почувствовала ветер, который сбивал ее с ног, волны, которые гремели и выли, и запах соли. Все было таким чистым. Она спешилась, бросила велосипед и пошла по песку, наступая на морской уголь, разбросанный тут и там по берегу. Она прищурила глаза и посмотрела в сторону Ли Энд. Да, это был воистину славный день, когда Джек и Тимми поплыли спасать Эдварда. Глупый Эдвард, что бы он подумал о парнях из Ли Энда, дерущихся бок о бок с Саем, Джеком и Обом? Да, дерущихся вместе с ними, потому что они были еще живы. Ей нужно было говорить эти слова – на тот случай, если Бог слышал. Они вернутся назад и все вместе будут друзьями. Никого больше не выбросят в море.

Она пошла дальше, ее ботинки скользили по песку. Сегодня волн было немного. Было бы хорошо поплыть, почувствовать воду, качаться на волнах, пока они тебя не усыпят. Где Сай? Где Джек? Где ты, Об? Останови на минуту борьбу, и найдем их. Об обещал, понимаешь, что они все будут целы, все они и он сам тоже.

Она подняла голову. Над ней парили и кричали чайки, а вода поднялась уже до щиколоток, доставая до юбки ее формы: но почему боги и Об должны уберечь ее любимых, если сама она не смогла уберечь миссис Мур? Она думала, что сможет вернуться и без оплаты помогать ей делать работу, которая ей уже не по силам. Это не сработало. Это никогда не работает с начальством, они ломают тебя, как они сломали Тимми. Хотя нет, Джек говорит, что это не они. Он мог погибнуть все равно.

Волны разбивались об нее, обнимали за талию, отталкивали и притягивали ее, поднимали ее вверх и снова опускали на ноги. Она заставляла свои ноги нести ее к горизонту, хотя она уже их не чувствовала, а воздух был чистым, он был глубоко в ее легких, и настало время поспать на убаюкивающих волнах под кружащимися чайками и чистым воздухом. Она откинулась назад, смотря на чаек, и погрузилась в море, которое уносило ее будто перышко, а вода умывала ей лицо, снова и снова. Она закашлялась. Плыл Джек, как он плыл спасать пастора. Ее юбку тянуло вниз, ее ног не было, они просто отсутствовали, руки тоже, но это было правильно, это было то, что нужно, потому что все, чего она хотела, – это спать, просто спать.

Ах как плыл Джек. Вверх и вниз по этим мчащимся волнам, а потом он нырнул под них, а потом вынырнул, а потом снова нырнул и утонул. Тимми подоспел к нему, рассмеялся в лицо, и вместе они вытащили пастора. Она смотрела, видела и слышала это потом, когда они притащили этого чертова дурака вместе. Вместе.

– Джек, – позвала она, – Джек, побудь со мной, пока я сплю, я так устала. Джек, не оставляй меня одну.

Вода была у нее во рту, она попала ей в горло, такая соленая, а чайки кричали, выкрикивали ее имя. Она закрыла глаза, и теперь на ее лице не было воды, она тянула ее вниз, крепко держала ее.

«Эви, Эви, я иду. Плыви к нам». – Джек плыл к ней, она видела его, и она улыбнулась, но голос снова позвал ее, и уже не его. Чей же? Он был здесь, неподалеку, он звал и звал. «Эви, Эви». Он был добрым, и она знала его, она нуждалась в нем. Это было все, что она хотела. Джек, Тимми и Саймон шли к ней, сюда, сквозь воду, они плыли, улыбались. Она потянулась к ним, но их относило потоком. Они звали, но был и еще один голос, голос кого-то, кого она должна найти, чтобы он спас ее, потому что ее легкие уже были полны. Достаточно полны, и он должен прийти и забрать ее туда, где она сможет спать, вместе с ним, вечно.

Она протянула руки, потому что он был рядом, но она не могла его увидеть. Она попробовала снова, почти дотянулась. Она была на боку, она переворачивалась на волнах, ее легкие разрывались, она должна была открыть рот, чтобы позвать их, как они звали ее:

– Давай же. Пытайся. Плыви. – Это были Джек, Саймон и Тимми.

Она устала, так устала, ее одежда была тяжелой, такой тяжелой, это была ее форма, но это было неважно, она ей больше не нужна. Она может поспать, и поэтому она позволила морю забрать ее, глубже и глубже. Она опускалась спокойно, и она могла слышать их, Джека, Саймона и Тимми, но там, далеко, за ними, сияла синева, синева всех фиалок. Это был его голос. Джек потянулся к ней, улыбаясь, но тот, другой, приближался, она знала это, и теперь она увидела желтую вспышку. Она потянулась, через Джека, через Саймона и Тимми, и он шел к ней. Скоро она увидит его. Скоро.

Но потом она почувствовала руки, схватившие ее за плечи, и другие, вцепившиеся в ее волосы. Ее руку схватили, потянули. Она обернулась, потому что этот милый голос звал: «Я иду, Эви». Она улыбнулась, потянулась, но потом почувствовала боль, потому что ее руку дернули наверх, она отдалялась от голоса, отдалялась от него, потому что кто-то тянул, тянул. Ее плечо лопалось, кричало от боли. Кто-то держал ее, толкая и толкая наверх, кто-то другой хватал ее за руки, за плечи, а море выхватывало ее, оно хотело, чтобы она кружилась вместе с ним, играла с ним. Ее руку потянули еще сильнее. Так больно. Она закричала. Закашлялась. Захлебнулась.

Она не могла дышать, конечно же, она не могла дышать, она была под чертовой водой, и теперь она боролась, потому что боль пронзила ее, и она била ногами в ботинках и хваталась за людей. Ее все еще тащили за руку и за волосы. Ее руку отпустили, человек схватил ее крепче и стал толкать наверх сильнее, и вот он – воздух, и голоса чаек, и двое мужчин, и ветер, и соль на ее губах, и она задыхалась, кашляла, выплевывая воду и слюну. Боль разрывала ее плечо и спускалась вниз по руке, а Рон Симмонс держал ее и смеялся, переворачивая на спину и таща на берег, а Стивен Самюелс ему помогал. Рон Симмонс кричал:

– Прекрасный день для купания, милая Эви. Прекрасный чертов день, глупая ты девчонка. В следующий раз сними эти проклятые ботинки. Думала, мы отпустим тебя, да?

Теперь они были на отмели, и Самюелс поднял ее под мышки на песок и морской уголь, а Рон Симмонс смешно греб рядом по-собачьи, прямо по отмели, а потом пополз.

– Пришлось снять нижнюю часть ноги, Эви; единственный случай, когда она мешала.

Самюелс помог ей, когда ее юбка начала цепляться за все подряд и жутко мешать, пока они с трудом двигались по полосе прибоя последние два ярда.

– Я уже наслушался этого. Этот червяк просто негодяй. Придется с ним как-то работать, но оставим это на потом.

Они окончательно выбрались из воды, и Эви упала на песок, с Самюелсом по одну руку и Симмонсом по другую. Оба мужчины смеялись. Симмонс забухтел:

– Мы пошли искать тебя на кухню, но ты ушла. Пастор позвонил нам, когда ты пронеслась мимо его дома, как крутящийся дервиш, с таким лицом, будто ты собираешься кого-то убить. Твоя мама предположила, что ты направилась к морю.

Они оба были без рубашек, бледные и дрожащие от холода. Эви попыталась подняться. Самюелс подал руку Симмонсу и поднял его. Симмонс подпрыгнул, но его здоровая нога не выдержала. Самюелс поймал его, и Симмонс засмеялся снова.