Абрам Мапу - Сионская любовь

Азрикам ринулся к наглецу — схватить и отдать в руки стражников, но тот с неожиданной прытью бросился наутек и живо скрылся в толпе. «Пусть бежит. До него ли мне? Вражда с родными тягостнее, чем с чужими» — сокрушенно подумал Азрикам.

Тейман подошел к Амнону и тихо сказал на ухо: «Знай, этому юноше, Азрикаму, предназначена моя сестра Тамар, и, надеюсь, за спасение возлюбленной он примерно вознаградит тебя».

Азрикам видит, как дружны Тейман и Амнон. Замечает невольные нежные взгляды Тамар, гостю предназначенные.

— Кто этот юноша, и откуда он? — спрашивает Азрикам у Тирцы.

— Да это же Амнон, пастух из Бейт Лехема, что спас нашу Тамар от хищного зверя.

— Пастух Амнон? — изумился Азрикам.

— До сего дня он был пастухом, пас стада твоего отца.

— Я весьма доволен этим работником, сильным и ловким. Спокоен за свои стада, хищники им не страшны. Отменно награжу за труд и возьму в расчет, что Тамар от гибели спас. Назначу старшим среди пастухов. Однако, удивительно мне его роскошное платье: не пастух, а царский вельможа. Великие деяния отвращают от пастбища?

— Одежду человек меняет запросто, зато сердце — неизменно, — вставила слово Тамар.

— Согласен, — сердится Азрикам, — сердце твое, Тамар, неизменно сурово ко мне. Ведь я спросил, почему пастух нарядился, а ты мне что отвечаешь?

— Благородство души, Богом данное Амнону, знатнее наследной семейной знатности. Люби Тамар и достойно почитай ее спасителя, — вступилась за обоих Тирца.

— Авишай отправил тебя в Боцру закупать мелкий скот. Каких баранов и овец ты пригнал, пастух? Не больных, не тощих? — обратился к Амнону Азрикам.

— Хороший скот куплен, мой господин, да не время сейчас говорить об этом, ведь святой праздник сегодня!

— Господь не укорит за рвение и деловитость: ведь жертвы, ему приносимые — его доля в стаде. А ты, молодой пастух, незнатности не стыдись, ремеслом и верной службой хозяину гордись, а крепости тела и духа — радуйся, — наставляет сверстника Азрикам.

— Проницательный Бог, глядя на мужа, смотрит вглубь, видит душу. Человек, если он без сердца, замечает лишь внешнее, о ближнем судит по знатности, ремеслу и мошне его, — сказала Тамар.

— Я хоть и человек, а не Бог, но в сердце твое глубоко заглянул — переменчиво оно. Ты еще и рта не открывала, да я уж предвидел: всякое слово, что скажешь — в пику мне. Дерзостью в споре берешь, а не истиной. Давеча догадался, что вселился в тебя другой дух, вот только не знал, откуда он, — с горечью заметил Азрикам.

Тирца почуяла надвигающуюся ссору.

— Не пора ли мужчинам зайти в сукку и отведать молодого вина с хлебом? А придет муж, и усядемся за праздничную трапезу, — благоразумно переводит она разговор на другое. «Хотя, кто знает, не полезнее ли добрая ссора худого мира?» — подумала про себя.

— Я не притронусь к пище, пока не уведомит меня коэн, что все пятьдесят жертв всесожжения, что я сегодня принес Богу, сгорели дотла. Не гоже человеку насыщаться раньше Господа, — торжественно заявил Азрикам.

— Все жертвы твои — всесожжения жертвы, а отчего не принес жертвы мирные, чтобы беднякам, да и коэнам тоже, мяса досталось? — спросил Тейман.

— А надо ли ублажать никчемных бедняков и снисходить до разговора с ними? Счастье нерадивым не помогает. Они нищие оттого, что труда чураются, а посему угощение им не положено. А уж если и кормить их, так принудить всемеро отработать съеденное — и от лени излечатся и забудут пороги обивать, — сказала Тамар.

— Дочь моя, твои ли это речи? — изумилась Тирца. И Тейман и Амнон удивились не меньше.

— Клянусь, не своими устами говорила! Одна благородная особа поучала меня вчера, — сказала Тамар и покосилась на Азрикама к стыду последнего.

Пока все переглядывались в недоумении, вошел слуга Азрикама и говорит хозяину, что случилась пренеприятная история, и домоуправитель Ахан просит его немедленно вернуться домой. Встревоженный Азрикам поторопился к себе, и слуга с ним.

Только двое ушли, а уж другой слуга Азрикама стоит в дверях с тем же делом: господина срочно требуют домой. Тирца успокоила посыльного, попотчевала вином и, не в силах совладать с любопытством, спрашивает, что в доме приключилось. Слуга поблагодарил за угощение, оглянулся с предосторожностью по сторонам и говорит: «Лишь в твоем доме, госпожа, я вспомнил, что праздник нынче. У нас праздничный стол отменен. Кроме сухой хлебной корки ничего сегодня не ел, а о вине уж не говорю. Молодой хозяин упоен благородством происхождения и о делах благородных позабыл. Все мы, домочадцы Азрикама, ждем не дождемся новой хозяйки в дом — дочери твоей Тамар — тогда заживем хорошо». А Тамар шепчет на ухо Тейману: «Не настанет этот день!»

Тирца не отступает, уговаривает слугу, расскажи мол, не таись от меня, из-за чего случился переполох. Хранить секрет нелегко, и слуга рассказывает: «Должно быть, известно тебе, госпожа, что прежний наш хозяин воевода Иорам имел обыкновение всякий праздник накрывать стол на четыре сотни душ и щедро потчевать бедняков, сирот, вдов, чужеземцев — всех обездоленных судьбой. Как вошел в права Азрикам — изменил обычай и велел домоуправителю Ахану раздавать с гумна и винодельни не в праздник, а накануне, да поприжимистей. Ахан же, негодяй и скупец, последней радости людей лишил, а слуг домашних голодом морит. «Для ленивых всегда праздник» — его слова. Вчера пришли бедняки и потребовали положенное. А Ахан говорит: «Расходитесь по домам, вечером вернется господин и распорядится вино и хлеб вам вынести».

В назначенное время вновь собрался народ, а Ахан отвечает: «Помочь не могу, хозяин не вернулся». Люди разъярились, сговорились меж собой, окружили дом и кричат хором проклятия: «Вы, Ахан и Азрикам, немилостивы и безжалостны к слабым и посему Богу не угодны. Придет день, и дом этот, прежде святой и добрый, исторгнет обоих. Смешаетесь с пылью и прахом, как пустоцвет, ветром с маслинных деревьев сдуваемый». Ахан испугался проклятий и стал посылать слуг одного за другим искать Азрикама».

— Не трезвонь об этом у городских ворот, не позорь дом Иорама, — строго предупредила Тирца, потрясенная рассказом.

— Не сомневайся, госпожа, сохраню в тайне, — заверил слуга.

Вернулся Азрикам, подозрительно покосился на своего слугу и зубами скрипнул с досады, увидав его здесь. Тот поспешил исчезнуть с глаз.

— Господь одарил меня богатством, да слугами наказал, — жалуется Азрикам, — пьяницы и бездельники нерадивые. От домоуправителя до последнего побегушки — все к вину пристрастились. Я знаю наверное: напился пьяным Ахан и забыл и не исполнил мой приказ угощать бедняков, а те меня теперь проклинают. За что? Всех слуг проучу! С сего дня назареями станут, забудут вкус вина!