Абрам Мапу - Сионская любовь

— Сдается мне, не привыкать им к назарейству, — не удержалась Тамар.

Гнев охватил Азрикама, но ответить не успел. Вошел Иядидья, а следом тридцать учеников пророков, приглашенных на праздничную трапезу. Появился и Ситри, брат Авишая.

— Здравствуй, юноша, Ты, кажется, у Авишая в учениках? — обратился Ситри к Амнону.

— Здравствуй, мой господин.

— А почему Авишай не приглашен на трапезу? — спросил Иядидья.

— Приглашен и скоро прибудет, — ответил кто-то из слуг.

— Да вот же он! — воскликнул Тейман, завидев Авишая в окне.

— Авишай, ты воспитал прекрасного юношу, верного, бесстрашного и скромного, — сказал Иядидья, указывая на Амнона.

— Скромность — лучшая приманка для похвал, — тихо, чтоб никто не услышал, пробормотал Азрикам.

— Я заглянул Амнону в сердце и узрел немало иных достоинств. Он слагает чудные песни во славу Сиона и задушевно поет их. И речь его чиста и благородна. А, главное, Господь дал ему то, что дороже всех сокровищ — он разумеет слово Божье и тянется к нему, — сказал Авишай.

— Чего ты желаешь, Амнон? Говори, я постараюсь исполнить, — сказал Иядидья.

— О, если только возможно, я бы хотел оказаться среди этих людей, — сказал Амнон и указал на учеников пророков.

— Как и знатность рода, рвение к знаниям открывает все поприща смолоду. Становись завсегдатаем в моем доме. Здесь и пропитание твое, — ответил Иядидья Амнону, — а вы, любезные ученики пророков, — продолжил хозяин, обращаясь к гостям, — если дорожите расположением моим, то примите в свой сонм этого прекрасного юношу, щедро передайте ему знания Божьего слова и укрепите природную праведность его.

— С радостью исполним, ибо великое счастье учить того, кто сам к учению тянется. Такого ожидают слава и почет у врат Сиона, — слаженно ответили ученики пророков, довольные своей долей, от других зависимой.

— Стол накрыт в сукке. Пойдемте все, насытимся дарами Господа, а затем обсудим дела.

Праздничную сукку Иядидья устроил в красивейшем уголке своего чудного сада. Зелень листвы и аромат клумб вокруг. Стволы деревьев, стянутые тростником — это стены шалаша. Крепкие ветви наверху — крыша его. Званые гости сидят за столом, Иядидья во главе. Едят, пьют, и на сердце радостно.

Тамар красива в этот день особой красотою. На ней пурпурный сарафан с кружевом. Легкий румянец на щеках, брови оттеняют снежной белизны лоб, глаза ликуют, как утренняя заря. Она глядит через окно на сидящих в сукке. Смотрит не насмотрится на любимого Амнона, но и ненавистного Азрикама к огорчению своему тоже видит: обстоятельства никогда не бывают целиком хороши или целиком плохи. Азрикам сидит справа от Иядидьи, за ним следует Тейман, а за тем — Амнон. Потом уж Ситри, Авишай и ученики пророков.

— Как хорошо, как покойно в бестревожной обители! Бог укрыл нас своим крылом, не робея сидим в этой мирной куще, и даже самого Санхерива, царя Ашурского, грозу стран и народов, мы не страшимся, — с пафосом произнес Иядидья.

— Господь хранит нас от беды извне, но внутри Сиона зреют семена зла, — сказал один из учеников пророков. — Вот, я слышал, Шэвна, царский писец, сеет смуту в святом Иерусалиме и тем угрожает общему спокойствию. Нет в царстве беды страшнее смуты. Люди в простоте своей могут сказать: «Нет нам защиты ни от Бога, ни от помазанника его». И опять Господь нам в помощь. Устами пророка повелел Он, не щадя, обуздать смутьяна, в дугу согнуть и в бараний рог скрутить. И думаю я, кто станет общему миру ущерб чинить, у того в собственной его душе никогда мир не поселится.

— Зачем в такой день говорить о дурном и слушать гневные речи? Господь хранит свой народ и дарует ему мир. Давайте лучше песню споем! — сказал Авишай.

— Пусть Амнон, наш гость из Бейт Лехема, споет во славу Сиона. Авишай хвалил его голос, — сказал Иядидья.

— Не по чину мне открывать рот перед знатными господами, — сказал Амнон, — но и не исполнить волю одного из них, гостеприимство мне оказавшего, я не могу.

И зазвучал чудный голос, и разлилась песня.

Ученики пророков восхищены чудесным пением.

— Какие изумительные слова, какое красноречие! — восклицает один.

— Был бы Амнон из колена Леви — в самом Храме Господа радовал бы песней сердца! — вторит другой.

— Он завоюет славу для Иудеи! — присоединился к восторженным похвалам Иядидья.

— Он завоевал мое сердце, — шепнула Махе на ухо Тамар, и сама не отводит взгляда от статного юноши.

Нежные эти взгляды не ускользнули от глаз Азрикама, и зашевелилась ревность. Скрыл ее льстивой и хитрой речью: «Известно, что земля Сиона щедро рождает велеречивых, да кто заметит дарование? Краснобаи все при царском дворе обретаются, поближе к богатым и знатным. А тем и дела нет до красных слов, коли они благословением и вниманием самого Господа одарены изобильно. А что до вельмож и воевод, так им день-деньской пророки и коэны красивые речи говорят. Другое дело — простолюдины. Что они слышат, кроме мычания быков и блеяния овец? И в учении Господа они невежественны, и речь их невнятна и пуста. Вот почему сей редкий юноша столь приметен, и давайте оценим Амнона по достоинству».

Тут Ситри не усидел и вступил в разговор: «Не диво, что приближенный к царскому двору обыкновения придворных понимает. А я живу на Кармеле, среди лугов и полей, и хочу за крестьян и пастухов вступиться. Прошу терпения, если буду многословен.

Обидно слышать от Азрикама, будто простые люди Бога не знают. Верно, что в сановных палатах пребывают честь и почет, а в шатрах праведников — мудрость учения Господа. Зато богобоязненность и истинная вера нашли неизменную обитель в деревне среди простых людей. Пусть живут они далеко от Храма, но мысль о Боге близка их сердцам. И в пахоту и в жатву, и в сытое время и в голодное — всякий день они помнят Бога. Случится засуха, крестьянин воздевает глаза к небу и молит Всемогущего дать благодатного дождя и напоить иссушенную землю. И Небеса отзываются и щедро орошают поля. Бог благословляет людей зерном, вином, тучными стадами, а люди благодарят и воспевают Его, и сердца их полны радости. Насыщаются дарами Господа, а что остается — отдают беднякам.