Мег Уэйт Клейтон - Последний поезд на Лондон [litres]

Наклонившись к Вальтеру, Штефан сказал:

– Это наш секрет, Вальт. Если кто спросит, я – Карл Фюксель, ладно?

Он вынул из кармана подвеску Зофи и сунул ее за обшивку последнего сиденья. Там все равно никто не сидел, так что, если украшение найдут, обвинять будет некого. Жалко, что ни блокнот, ни книгу так просто не спрячешь, но украшение – уже кое-что.

– Я – Карл Фюксель, – повторил он. – Номер сто двадцать.

– Факториал пяти, очень счастливое число, – сказала Зофия Хелена.

– Я – Карл Фюксель, – в третий раз повторил Штефан.

– Насовсем? – спросил Вальтер.

– Только до Англии, – ответил Штефан.

– Значит, до после парохода, – сообразил Вальтер.

– Да, пока не сойдем с парома, – подтвердил Штефан.

– А Зофия Хелена – это все равно ты?

Пограничник снова вошел в вагон:

– Ты не из того вагона, Карл Фюксель. А теперь всем открыть чемоданы и вывернуть карманы.

Выбора у Штефана не было, пришлось открывать чемодан вместе со всеми. Страницы книги стали волнистыми от сырости, впитанной из подгузников. Блокнот тоже намок, но, к сожалению, не настолько, чтобы нельзя было разобрать слова.

Пользуясь тем, что пограничник был занят другими чемоданами, Штефан потихоньку завернул книгу и дневник сначала в подгузники, а потом в смену одежды.

Пограничник перетряхивал детские пожитки так, что вещи то и дело падали на грязный пол. Никто не возражал. Когда в одном чемодане он нашел семейное фото в рамке из серебра, то велел ребенку – владельцу чемодана – раздеться и тщательно перетряхнул всю его одежду. Ничего не найдя, сунул рамку вместе со снимком себе в карман и принялся за следующего пассажира. В подкладке пальто одной девочки он обнаружил зашитую золотую монету и так хлестнул девочку по лицу, что разбил ей губу. Слезы текли у девочки из глаз, когда она молча смотрела, как монета перекочевывает в карман пограничника.

Солдат был уже совсем рядом, когда в воздухе вокруг них вдруг отчетливо запахло экскрементами.

Пограничник поглядел на мальчика, который сосал палец.

«Пожалуйста, ошибись», – взмолился про себя Штефан.

Но пограничник уже перевел взгляд с мальчика на корзинку у ног Зофи. Взглянул на девушку, затем снова на корзинку. Облизнул губы и нервно сглотнул, так что было видно, как поднялся и опустился кадык на его худой, безволосой шее.

Штефан, сжав Вальтеру руку, сказал:

– Это моя корзина.

– Нет, – сразу возразила Зофи. – Она моя.

Все напряженно ждали, что пограничник вот-вот велит им открыть корзину. И тут в полной тишине раздался звук – девочка произнесла «агу». И замолчала. Но перепутать этот звук нельзя было ни с чем.

Пограничник от страха изменился в лице не хуже Штефана.

– Что тут так долго? – раздался вдруг чей-то голос.

В вагон с противоположного конца вошел другой пограничник, и первый отсалютовал ему, щелкнув каблуками:

– Хайль Гитлер! – И покосился на корзину.

Ему явно не хотелось сдавать начальству младенца, Штефан понял это по его лицу, но и пострадать за то, что пропустил безбилетного пассажира, ему тоже не хотелось, а ведь никаких младенцев в документах на пересечение границы не значилось.

– Ф-фу! – поморщился второй пограничник. – Ну и свиньи же эти евреи, туалетом и то пользоваться не умеют.

Весь вагон обернулся к нему.

– Если тут все в порядке, то считай, что мы от них избавились, – сказал он младшему пограничнику. – Пусть теперь голландцы с ними маются.

Зофи наклонилась над корзиной, чтобы утешить малышку, когда поезд стал медленно отползать от станции навстречу красной хижине с грязной белой изгородью и нацистским флагом. Что это, граница с Нидерландами? Вдруг поезд остановился так резко, что Зофи стукнулась головой о спинку переднего сиденья. Поезд опять тронулся, но тут же остановился.

Все дети в вагоне молчали, и только малышка в корзине хныкала от каждого толчка.

Состав решительно пополз назад, прочь от красного домика.

– Мы едем назад, к маме? – шепотом спросил Вальтер.

В его голосе было столько надежды, что она заразила Зофи, и на какой-то миг девушка почти поверила, что, если бы повернуть время вспять, она смогла бы взять с собой сестренку, ведь едет же с ней эта малышка.

Поезд снова встал. Снаружи раздался звон – молотом били по железу.

Дети испуганно застыли.

Вагон снова качнулся, но куда, вперед или назад, никто не понял, настолько неуловимым было это движение. Зофи посмотрела на Штефана. Но тот понятия не имел, что происходит.

Поезд определенно двигался, но так медленно, что Зофи не могла понять, едут они вперед или возвращаются. «Наверняка тут тоже замешан какой-нибудь парадокс, который все объясняет», – думала она, напряженно вглядываясь в красный домик впереди и пытаясь решить, приближается он или отступает. Но если такой парадокс и существовал, то она его не вспомнила.

Раздался свисток паровоза, и поезд покатился вперед, теперь Зофи была в этом почти уверена. Домик ведь приближается, или нет? Она не сводила глаз со свастики на флаге, с красных стен и угольных куч за углом.

Штефан подошел и сел рядом с ней, посадив себе на колени Вальтера. Одной рукой он обнял Зофи за плечи, и его прикосновение показалось ей невесомым и тяжелым в одно и то же время. «Вот еще один парадокс: прикосновение Штефана», – подумала Зофия Хелена. Он ничего не говорил. Сидел молча, обхватив ее рукой за плечи, а Вальтер поднес к ее лицу кролика и тихо чмокнул губами, как будто поцеловал. Зофи гнала от себя мысль о Петере, которого она так и не купила для Йойо.

Сначала медленно, но вот все быстрее и быстрее флаг, красный дом и кучи угля стали расти, заполняя все поле ее зрения. Конечно, на самом деле они оставались такими же, как прежде, просто их состав ехал теперь как раз мимо них, и стук колес с привычного тук-тук-тук сменился на долгожданное тукитук-тукитук-тукитук. И тут же из соседнего вагона, в котором ехала тетя Труус, грянуло ликующее «Ура-а!».

– Ура! Ура! Ура! – подхватили дети вокруг Зофии Хелены.

Всего несколько минут спустя поезд снова встал, но на этот раз на станции в Нидерландах, где не было ни солдат, ни собак. Какая-то женщина в пальто с белым меховым воротником подошла к вагону. В руках она держала огромный поднос с пакетами. Женщина постучала в окно тремя сиденьями впереди Зофи, и кто-то из старших детей опустил стекло. Двери вагона все еще были опечатаны.

– А ну, кому печенья? – спросила женщина и вложила первые пакеты в маленькие руки, протянутые из вагона ей навстречу.

Она сказала, что скоро принесут еще выпечку, и молоко, и масло, а пока можно есть печенье, и ничего, что перед едой, ешьте сколько захочется.