Роман Гуль - Генерал БО. Книга 1

— Я ничего не понимаю! Стало быть вы во главу угла ставите свою личность, свою особу? так я понял?

— Так, — и на спокойное лицо Савинкова выплыла надменная улыбка, обозначившая тонкие зубы, сузившая монгольские глаза.

— Тогда позвольте спросить, где же при эдакой-то ницшеанской постановочке место борьбе за социализм?

— Место есть. Я борюсь за социализм, потому что Я хочу социализма, вот почему.

— Но ведь, если вы не верите в народ, в массу, в коллектив, а верите только в себя, то в одно прекрасное утро вам может захотеться встать и против народа?

— Этого не может быть, Егор, — резко сказал Савинков. — Если я не становлюсь, подобно вам, на карачки перед народом, это еще не значит, что я могу стать его врагом. Врагом народа я быть не могу.

В передней раздался пронзительный звонок. Все переглянулись, всем показалось, что зря увлеклись, зря начали спор, забыли о деле.

— Не ходите, Егор, на вас лица нет, — махнула Прасковья Семеновна.

— Кто б мог быть? — сказал Савинков. — Прасковья Семеновна, я пройду в кабинет.

Накинув широкий серый платок на плечи, Прасковья Семеновна мгновенно стала кухаркой. В передней отперла сначала на цепочку. В раскрывшуюся на цепь полосу спросила — «Кто тут»?

— Телеграмма.

Почтальон подал телеграмму из Одессы. Получив на чай, вышел.

«Партия двадцать велосипедов фирмы «Дуке» прибудет пятницу девять вечера. Неймайер» — прочел вслух Савинков.

— Товарищи! — сказал он громко, — послезавтра в девять приезжает Иван Николаевич!

Савинков шел по Офицерской. Еще вчера в Царском, возвращаясь со скачек в столбах пыли, поднятых развозившими публику извозчиками, внезапно почувствовал, что жизнь становится тяжела. Конечно, товарищи, дело, партия. Он любил Янека, Егора, Ивана Николаевича, но не о том думал Савинков, когда ехал в столбах пыли с царскосельского ипподрома. Думал, что жизнь одинока. От тел, которые покупал, родилась тоска. Хотелось любви. Вспоминал встречу с Ниной. Пролетевших по, Среднему пожарных.

Савинков умышленно шел по стороне Офицерской с нечетными номерами. Он уже видел свет углового окна. Но все таки прошел за № 52. И только дойдя почти до Английского проспекта, перешел на противоположную сторону. «Все чисто», — думал Савинков, скрываясь в подъезде. И дважды позвонил в квартиру инженера Переплесова.

Когда по нежилым комнатам квартиры полетел звонок, Нина вздрогнула. На Офицерской она не пропускала фигуры. Неужели он прошел неузнанным?

Нина приотворила дверь. Сначала слышала только удары сердца. Потом раздались шаги. Голос Бориса смеясь проговорил:

— Стало быть прекрасно.

Шаги четырех ног приближались. Навстречу к двери, шла худая легкая фигура. Что произошло, Нина не могла понять. Вскрикнув «Боря», она упала ему на руки.

— Успокойся Нина, что ты, — говорил Савинков, усаживая Нину. Нина обеими руками держала его руки.

— Боже мой, — шептала она. — Боря, Боря. — От радости, страха, счастья, горя не было слов.

Савинков целовал ее лоб, волосы. Но он представлял Нину иной. Она подурнела.

— Ты забыл меня, Боря?

— Нина, что ты.

Глядя на воспаленные от слез глаза, на большие руки, чувствовал, как слова вышли, зацепившись в горле. Что думал, после скачек, не то. «Какие большие руки». Нина говорила быстрым шепотом. Чтоб не отвечать, Савинков целовал.

— Нет, скажи ты думал обо мне, хоть немного, только правду?

— Конечно думал, — и опять неуловимая затрудненность слов.

— Господи, что я пережила, что передумала…

Савинков почувствовал силу ее чувства. Боясь отвечать словами, объятия его стали настойчивей.

Новопешев тренькнул условным звонком. Зажигая на ходу спички, Савинков шел отпирать. Нина сидела на кушетке, сжав в темноте голову обеими руками. Когда Савинков вышел, ей стало страшно, потому что через десять минут он так же выйдет и не вернется.

— Прекрасная квартира, — слыхала она голос Бориса, — нельзя ли реквизнуть для дела, а?

Оба засмеялись. «Ах зачем они смеются», — подумала Нина, встала и пересела в кресло.

— Сколько времени, Алексей Васильевич?

— Полчаса десятого.

— Надо итти, Нина.

Савинков и Нина встали. Новопешев вышел в гостиную. Нина обняла его и страшно было выпустить из рук. Савинков чувствовал, что на улице будет снова один. Близость, о которой думал, казалась уже ненужной.

— Ну-ну, — ласково смеялся Савинков, целуя ее руку, — кресты нас не спасают.

Нина стояла у окна. Стекло холодило лоб. Ощущение уходящей жизни давило горло.

Савинков быстро шел Офицерской. Было радостно, что снова один. Странное ощущение соединялось с радостью и владело им: — ощущенье потери.

Где только не побывал Азеф, когда дни, часы и маршрут кареты устанавливались с арифметической точностью. Был во Владикавказе у больной матери, вызвал к ней с групп профессора Вязьминского, оставил на лечение денег. Заезжал в Лозанну к жене и детям, отдохнул с ними. По делам партии был в Берне, в Женеве.

Телеграмма Савинкова о том, что все готово, застала в Киеве. Азеф зигзагом метнулся по России, чтобы незаметно, подъехать к Санкт-Петербургу. Он заехал в Самару, в Уфу, свернул в Одессу. Здесь, тяжело ступая по ковру номера гостиницы «Лондон», он чувствовал, что дышать трудно, потеет, не то от жары, не то от волнения.

Переводя дыхание, широко потянувшись так, что на животе общелкнулась жилетка, Азеф сел за стол, расправил руки и прищурившись, задумался. Потом Азеф взял перо:

«Дорогой Леонид Александрович! Прожив здесь 6 дней мне удалось узнать много интересного. Отсюда на днях уезжает одна госпожа с целью покушения на генерал-губернатора в Иркутске, Кутайсова. Госпожа эта среднего роста, еврейка, но православная. Сюда она приехала из-за границы, откуда послали ее для этого дела. Для установления личности могу сообщить следующее: она бывшая социал-демократка, была сослана в Вологду, оттуда бежала в конце прошлого или начале этого года. Зовут ее Мария (настоящее имя), а фамилия чисто русская, что-то вроде Щепотьёвой, хотя не ручаюсь, она замужем за христианином, муж ее сослан в Сибирь. Здесь же, в Одессе, Наум Леонтьевич Геккер и Василий Иванович Сухомлин. Играют большую роль в партии. Они очевидно направляют дела боевой организации, от них наконец я узнал о случившемся в «Северной гостинице». Это действительно акт боевой организации и они же подтвердили мне, что погибший революционер это Алексей Покотилов, брат жены товарища министра Романова. От них же я узнал, что дело покушения на Плеве отлагается ввиду отсутствия бомб, которые погибли с Покотиловым. Новое же приготовление займет много времени, а к Плеве, как они говорят «с револьвером не подойдешь». Но для реномэ боевой организации надо совершить террористический акт и для этого выбран Кутайсов. Я уверен, что благодаря этим сведениям вам удастся предотвратить покушение и установить эту госпожу. В Иркутске она будет жить по подложному паспорту, мещанская пятилетняя книжка. Кажется имя у нее будет Наталья, но за это не ручаюсь. Прошу вас очень, чтобы о пребывании ее в Одессе не стало известным, так как она тут очень законспирирована, а я с нею виделся. К Кутайсову она думает явиться в траурном костюме. Пока все. Ваш Иван».