Микаел Шатирян - Генерал, рожденный революцией [Повесть об Александре Мясникове (Мясникяне)]

Первый фронтовой съезд длился с 7 по 17 апреля и, в силу преобладания среди делегатов представителей партий эсеров и меньшевиков и им сочувствующих, принял соглашательские резолюции по таким важнейшим вопросам, как война и мир, отношение к Временному правительству. И тем не менее первыми боями, которые дали малочисленные большевики на этом съезде «революционному оборончеству», они привлекли симпатии уже значительной части солдат-делегатов. Фронтовой комитет, избранный съездом, насчитывал 75 членов, из которых 6 были большевики. Позднее они смогли организовать целую фракцию, куда вошли Любимов, Могилевский, Кривошеин, Мясников, Щукин, Фомин, Калманович, Селезнев и другие.

Это было немалой победой, и у некоторых возникло убеждение, что пока нужно удовлетвориться достигнутыми успехами. Однако большинство собравшихся в Минске большевиков, и в числе их Мясников, были уверены, что пребывание их в единой организации с меньшевиками и бундовцами, пытавшимися сидеть на двух стульях, а на деле проводившими политику буржуазии, может только дискредитировать их партию. И в этом мнении они еще больше укрепились, когда прочли в «Правде» знаменитые Апрельские тезисы вернувшегося из эмиграции Ленина.

На VII (Апрельскую) конференцию, проходившую с 24 по 29 апреля, минчане делегировали Соломона Могилевского: в свое время он работал с Лениным в Женеве и стал одним из его верных учеников. Когда тот, вернувшись, Сделал доклад о поставленных Лениным и конференцией задачах партии на новом этапе, то стало ясно, что для их выполнения здесь большевики должны выйти из «объединении» и создать свою самостоятельную организацию. Одним из самых энергичных проводников этой линии стал Мясников. Вот почему, когда это размежевание произошло и был создан временный Минский комитет РСДРП (б), председателем избрали именно его, Мясникова.

Он принялся за дело: сплачивал большевистскую организацию, устанавливал контакты с организациями Орши, Бобруйска, Могилева и других городов Белоруссии, создавал и укреплял большевистские комитеты в армиях, корпусах, дивизиях и полках фронта.

Понимая, что влияние партии на массы нельзя усилить без своей газеты, большевистские руководители энергично взялись за ее создание, и снова выяснилось, что Мясников — один из самых опытных журналистов и литераторов большевиков, находящихся в этот момент на Западном фронте и в Белоруссии.

Как руководитель минской большевистской организации Мясников был избран делегатом VI съезда партии, где сделал доклад о работе большевиков на Западном фронте и в Белоруссии и еще дважды выступил — по порядку дня съезда и по резолюции «Текущий момент и война». Он очень сожалел, что Ильич, вынужденный снова уйти в подполье, не присутствует на съезде: ведь Мясников так до сих пор и не встречался с ним. И он, конечно, не знал, что Ленин, работая в своем шалаше в Разливе, внимательно читает стенограммы всех выступлений на съезде, и, стало быть, его выступления тоже. И тем более не знал, что Серго Орджоникидзе, тайно посетивший Ильича и доставивший съездовские материалы, рассказывал ему с восхищением:

— Душа делегатов — пролетарская, а ум — министерский... — И перечислял особенно отличившихся «министерским умом» делегатов: — Артем из Харькова, Джапаридзе из Баку, Шумяцкий из Сибири, Мясников из Минска, Бубнов из Иваново-Вознесенска... Вожди, честное слово, настоящие вожди, Владимир Ильич!..

Мясников многие годы упорно и настойчиво изучал национальный вопрос и мог считать себя верным последователем Ленина в этом вопросе. Поэтому, попав в Белоруссию, он быстро разобрался в национальных проблемах этой страны. И раз случилось так, что он, большевик-ленинец, сейчас оказался в Минске и стал одним из руководителей большевиков Белоруссии, то, значит, обязан участвовать в решении всех без исключения вопросов ее народа, в том числе и национальных. Вот почему Мясников, не щадя себя, не зная отдыха, отдался делу революции здесь, в Белоруссии. И хотя некоторые из тех, с кем он начинал работу здесь, — Фрунзе, Позерн, Любимов и другие — были отозваны ЦК и направлены в другие города России, Мясников знал, что он и оставшиеся с ним товарищи справятся с любыми трудными задачами, которые поставит перед ними революция в ближайшие дни.

Как ни правильны были предположения руководителей Северо-Западного областного комитета большевиков о намерениях своих противников, но они все же ошибались в одном: их планы, да и вообще планы о вооруженном восстании, были выданы врагам. И были выданы не кем-нибудь здесь, в Минске, или неопытными партийцами во Второй армии, а гораздо выше — в центре революции.

18 октября, в среду, в непартийной, но, в сущности, примыкающей к меньшевикам газете «Новая жизнь» Каменев напечатал письмо, в котором от своего имени и от имени Зиновьева выражал несогласие с недавно принятым ЦК решением о вооруженном восстании.

Ленин, который с середины сентября, еще находясь в подполье, в статьях и закрытых письмах убеждал ЦК, что в силу изменившейся в стране политической ситуации настало время для вооруженного восстания, а с 7 октября, тайно вернувшись в Петроград, лично руководил двумя заседаниями ЦК — 10 и 16 октября, — посвященными вопросу восстания, сразу понял, какой страшный удар нанесен революции. Ведь теперь готовящееся восстание теряло одно из важнейших условий успеха — внезапность, и враги несомненно начнут мобилизовывать все силы и средства, чтобы или сорвать восстание, или встретить его во всеоружии... И, придя буквально в ярость от этой мысли, Владимир Ильич из своей конспиративной квартиры на Сердобольской, 1/92 посылал письмо за письмом в ЦК, разъясняя все пагубные последствия этого неслыханного предательства.

«...По важнейшему боевому вопросу, накануне критического дня 20 октября, двое «видных большевиков» в непартийной печати, и притом именно в такой газете, которая по данному вопросу идет об руку с буржуазией против рабочей партии , в такой газете нападают на не опубликованное решение центра партии!.. — писал он. — И по такому вопросу, после принятия центром решения, оспаривать это неопубликованное решение перед Родзянками и Керенскими, в газете непартийной — можно ли себе представить поступок более изменнический, более штрейкбрехерский?..»

И, требуя немедленного исключения обоих предателей из партии, Ленин продолжал:

«Что касается до положения вопроса о восстании теперь, так близко к 20 октября, то я издалека не могу судить, насколько именно испорчено дело штрейкбрехерским выступлением в непартийной печати. Несомненно, что практический вред нанесен очень большой. Для исправления дела надо прежде всего восстановить единство большевистского фронта исключением штрейкбрехеров...»