Кристина Макморрис - Проданы в понедельник [litres]

Может, он сказал, что нашел ее побирающейся в подворотне? Или взял сироту, оставшуюся после кончины каких-нибудь его родственников? Но в любом случае – почему он обманул свою жену?

Внезапный звон заставил Лили встряхнуться. Это вдребезги разбились чашка с блюдцем, упавшие с колен Сильвии. По белому мрамору растеклась янтарная лужица.

– С вами все в порядке, мэм? – влетела в гостиную Клэр. Осколки чашки захрустели под ее туфлями. Напуганная девушка склонилась над хозяйкой, лицо которой стало белее смерти.

– Мне… мне надо… прилечь…

– Да, мэм, конечно. Давайте я вам помогу.

Клэр помогла Сильвии встать и повела ее в фойе. Вдвоем они поднялись по лестнице и скрылись из виду.

Лили все еще пыталась найти рациональное объяснение случившемуся, когда ее взгляд снова упал на каминную полку. Она медленно встала со стула и подошла к фотографиям. Кроме центрального портрета Руби там было еще три снимка. На одном девочка играла в саду, на другом обнимала куклу. А на третьем была запечатлена вся семья. Только на нем недоставало одного элемента.

Точнее – человека.

Озарение скользнуло холодком по позвоночнику Лили, вызвало дрожь и в руках, и в ногах. А в сознание медленно вкрался вопрос: что, черт возьми, произошло с Келвином?

Субботним вечером в квартире Эллиса зазвонил телефон.

Он в это время наспех готовил себе бутерброд – на Ар-Си-Эй транслировался бейсбольный матч. В отличие от своих приятелей дома Эллис никогда не был фанатом этой игры, но он всегда оставался пенсильванцем. И когда играл «Филлис», Эллис всегда слушал. Особенно в такие дни, как этот, когда он громил окаянных «Янкис». Четыре-два, конец шестого иннинга.

Еще один звонок.

Слизывая горчицу с большого пальца, Эллис вышел из кухни и сообразил: должно быть, звонила его мать. Ему потребовалась пара секунд, чтобы дотянуться до телефонной трубки.

Когда Эллис провожал мать на вокзале, он пообещал приехать в скором времени на ужин. Но «в скором времени» – понятие удобно расплывчатое. Но сейчас, когда его отец наверняка слушал трансляцию матча (хоть что-то они с Эллисом делали вместе), у матери появилось часа два, чтобы поразмыслить. И позвонить.

Пришло время Эллису сделать то, что полагалось. Сгладить острые углы, зацементировать трещины в их семейном фундаменте, чтобы продолжить общаться, как они общались на протяжении многих лет.

Он снял трубку.

Только это оказалась не мать.

– Эллис, – выдохнула Лили, – мне нужно с вами поговорить.

На долю секунды он почувствовал себя счастливым. До чего же было приятно услышать ее голос! Но затем он оценил его тон. И понял: ничего хорошего он не услышит.

Остаток выходных Эллис копался в своей памяти. Анализировал и переосмысливал все детали, которые он принял за факты. Хотя на самом деле он не видел Келвина в окно, он слышал мальчишеский смех…

Если только… если это не был фрагмент радиопередачи…

Но во время интервью в банке Альфред говорил о детях во множественном числе.

Или он рассуждал о детях вообще? Эллису пришлось признать: этот человек ни разу не упомянул имени Келвина.

И все же Эллис отказывался поверить в худшее. Когда Лили позвонила ему из дома своих родителей, сразу же по возвращении от Миллстоунов, он тщательно разобрал ее рассказ в поисках разумного объяснения.

Может, бледность Сильвии спровоцировала болезнь? А сбивчивую речь – лихорадка? Может быть, она просто имела в виду, что Келвин не жил в их доме, а учился, например, в какой-нибудь престижной закрытой школе за рубежом? Откуда им знать, как там принято, у этих богачей? В каком возрасте они помещают своих чад в дорогущие пансионы?

Как бы там ни было, Эллис убедил Лили не говорить пока ничего Джеральдине. Зачем поднимать тревогу прежде времени. Им надо сначала все выяснить. Несмотря на свою волевую натуру, Лили согласилась. С одним условием – он будет действовать быстро.

Эллис и не думал тянуть резину. Его дурные предчувствия только усиливались – медленно, но неумолимо.

И лучшим вариантом было встретиться с одним человеком, не считая самого Альфреда. Человеком, который должен был знать правду.

В утренней суматохе понедельника проследить за человеком незамеченным было не сложно. Даже в Хобокене.

Именно на это рассчитывал сейчас Эллис, следуя за Сильвией и Руби от их дома до школы. Они шли, держась за руки. И выглядели так, как и подобало в такой день. Сильвия – в повседневном, но модном узком платье и шляпке с кокетливо отогнутым ассиметричным полем. Руби – в школьной форме и с желтым бантом в волосах.

И никаких признаков Келвина.

Их путь занял десять минут и завершился перед впечатляющей кирпичной школой. Сильвия наклонилась, чтобы поправить Руби воротничок, а потом отпустила девочку, и та влилась в поток остальных ребятишек, двигавшийся ко входу в здание под пристальными взглядами матерей и нянек.

Только после того, как Руби переступила порог школы, Сильвия повернулась, чтобы пойти обратно. Эллис сохранил дистанцию, следуя по другой стороне улицы и гадая: придет ли она за девочкой после занятий?

Конечно же, придет! Значит, ему надо было как-то улучить момент, чтобы поговорить с Руби с глазу на глаз.

Игровая площадка примыкала к западному фасаду школы. Если погода не испортится – облачка не в счет – на переменки дети будут выходить на улицу.

Что ж, он подождет.

В цокольных этажах жилых домов, рассеянных вдоль улицы, располагались по обыкновению магазинчики и мастерские. Купив в парикмахерской очередной номер «Трибьюн» (других газет, по иронии, там не продавалось), Эллис пристроился на скамейке. Из мастерской по ремонту обуви, за его спиной, с каждым хлопком двери вылетали запахи кожи и гуталина.

Чтобы скоротать время, Эллис начал листать газету. Жирные заголовки и вожделенные авторские подписи под статьями напомнили ему о предстоящем собрании отдела.

Наконец его внимание привлек гомон высоких голосов.

Ученики высыпали из школы и рассеялись по игровой площадке.

Эллис бросил газету на скамейку, пересек улицу и начал вглядываться в лица ребятишек так, словно выискивал золотой самородок. Девочки качались на качелях, съезжали с горок, играли в классики. Но Руби среди них было не видать.

А потом он заметил его – желтый бант в волосах!

Одна, на самом краю площадки, Руби бесцельно кружила под старой яблоней. Это дерево не было таким большим, раскидистым и прочным, как яблоня у ее дома в деревне, ветви которой легко удерживали ее брата. Но, возможно, девочка до сих пор чувствовала себя комфортнее в привычной среде.