Джон Рид - Восставшая Мексика. Десять дней, которые потрясли мир. Америка 1918

Это, скорее всего, материалы к большому произведению, которое могло бы возникнуть, материалы, богатство и многообразие которых нельзя переоценить.

В этой книге много метких характеристик и глубоких наблюдений, о чем говорит хотя бы выдержка из главы, которая называется «Лицо России» и которая интересна тем, что представляет своеобразный переход к великой книге «Десять дней, которые потрясли мир». В этой главе есть много наивного, но вместе с тем в ней передано ощущение того, что Россия 1915 года, которую он увидел, была ужа чревата великими потрясениями. Именно за это и полюбил он так страстно «суровую, великолепную, необъятную, сбивающую с толку, непостижимую для себя самой» страну.

Вот что говорит впервые очутившийся в России американец: «Русская фантазия — самая живая, русская жизнь — самая свободная, русское искусство — самое великолепное, русская еда и питье, на мой вкус, самые лучшие, а сами русские, возможно, самые интересные существа на свете».

Вернувшись в конце 1915 года из своего восточноевропейского путешествия, Джон Рид печатает ряд рассказов — «Ночь на Бродвее» (1916), «Капиталист» (1916), в которых он продолжает показывать Америку обездоленных; его внимание по-прежнему привлекают люди дна большого города, искромсанные человеческие судьбы, жертвы капитализма, вызывающие в нем глубокую симпатию.

То, что в Европе бушует война, не интересует ни старика, торгующего «Брачной газетой» на Бродвее, ни уличную проститутку. Это люди, выброшенные за борт, грязная изнанка того самого Бродвея, который с фасада залит ослепляющими огнями реклам. Этот резкий контраст постоянно встречается в рассказах Рида, которые являются последовательно антикапиталистическими произведениями.

Полный сарказма и гнева очерк «Рузвельт их продал» (1916), в котором показана изнанка буржуазной демократии с ее бесчестными выборными махинациями, служит как бы обостряющим продолжением этих рассказов. Здесь выведены «зловещие фигуры, боровшиеся с народом не на жизнь, а на смерть». Эти «заклятые реакционеры» часто прикидываются сторонниками социальной справедливости. Теодор Рузвельт был одним из циничнейших демагогов такого рода и умел носить свою маску: «В нем воплощались демократия, справедливость и честность, он был защитником бедных…»

Срывая эту маску, уличая такого «героя» в продажности, аморальности и двуличии, Джон Рид обнажал лицо господствующего класса.

Он уже имел возможность близко познакомиться с европейской войной, и он резко осуждает эту «войну торговцев», развязанную империалистами к их выгоде. Он выступает против участия Соединенных Штатов в этой войне, против заигрывания своих соотечественников с русским царем. В статьях «Миф об американской тучности», «Милитаризм и игра», напечатанных в «Месснз», он клеймит империалистические махинации Уолл-стрита, прикрываемые всевозможными ханжескими соображениями.

В известной статье Ромена Роллана «Свободные голоса Америки» (1917) «Мифу об американской тучности» уделено большое внимание. Подробно излагая аргументацию автора, который ему ранее не был известен и в котором он угадывает новую силу передовой американской литературы, Роллан сочувственно цитирует особенно понравившиеся ему вещие слова Рида, обращенные к поджигателям войны: «Терпение народа имеет границы. Берегитесь восстаний!»

В этот период Рид пишет и много стихов, в некоторых поэтических его произведениях ясно чувствуется влияние Уитмена. Он выпускает единственный за всю свою короткую жизнь стихотворный сборничек, своеобразную антологию под названием «Бубен» (1917).

Недолго просуществовавший, но оставивший заметный след в истории американской литературы, журнал «Семь искусств» (в нем сотрудничали многие передовые американские писатели, и среди них — Уолдо Фрэнк, Ван Вик Брукс, Шервуд Андерсон, Теодор Драйзер, О'Нил, Карл Сэндберг) стремился сплотить прогрессивные силы [3] Ромен Роллан приветствовал появление нового журнала в статье «Писателям Америки» и напутствовал его словами Уитмена: «Поднимись и действуй», что, к сожалению, осталось недостижимым для этого издания. , и естественно, что Джон Рид тоже участвовал в этом издании. Из двух произведений, которые он хотел напечатать в журнале «Семь искусств», было опубликовано только одно — «Непопулярная война» (1917 г., август).

Предельно сжатый обзор впечатлений, которые автор вынес, побывав на многих фронтах войны, разрастается в грозное обвинение против капитализма, обрекшего народы на страдания и муку. «Ни в одной стране мира, в том числе даже в Германии, эта война не была популярна». Народы ненавидят ее. Очень интересны строки, посвященные России: «Если кто-нибудь думает, что русский народ хотел этой войны, то ему стоит лишь приложить ухо к земле теперь, когда массы русских прервали свое вековое молчание, и он услышит приближающуюся поступь мира».

Нельзя не сопоставить это выступление Рида с тем, что он писал в очерке «Непопулярная война». Здесь есть даже повторение (разговор в Кале, танцующий на вулкане Лондон, заменивший веселящуюся Женеву из первого очерка), но в целом второй очерк отличается и нарастанием возмущения, и большей политической зрелостью. Рид уже «перешагнул» через многих, он глубже проникал в суть событий. Он воспринимал их, исходя из «предвзятой идеи социализма, согласно которой правящие капиталистические классы цинично и злонамеренно, обманом втянули свои народы в войну», и это помогало ему нащупывать правильную оценку явлений.

Отметим его выводы о «неистребимой живучести интернационализма», который не могла задушить война, ибо это — могучий «инстинкт, присущий человечеству». Отметим, что Рид старается взглянуть на войну глазами простого человека. И он показывает, что «позиция» и «программа» этого «простого человека» была решительно антивоенной позицией и программой. Шла «непопулярная война», возмущавшая массы.

Осталась неопубликованной интереснейшая автобиография Джона Рида, которой он дал название «Почти тридцать». В этой исповеди рассказана история его духовных исканий [4] Только в 1936 г. этот замечательный документ был напечатан полностью в «Нью-Рипаблик» (15 и 29 апреля). .

«Мне исполнилось двадцать девять лет, и я чувствую, что окончилась определенная часть моей жизни, окончилась моя молодость. В то же время мне кажется, что окончилась и молодость мира и, конечно, большая война кое-чему нас всех научила. Вместе с тем это начало новой фазы жизни, и мир, в котором мы живем, так стремительно меняет свои краски и мнения, что я едва сдерживал себя, чтобы не размечтаться о прекрасных и пугающих возможностях грядущего времени».