Ирвин Ялом - Проблема Спинозы [litres]

– Херем? Херем?! Франку, я должен сделать замечание в твоем стиле – этому я научился от тебя.

– То есть? – Франку с большим интересом уставился на Бенто.

– У тебя слова и мелодия не вяжутся между собой.

– Слова и мелодия?

– Ты описываешь такие зловещие события – как рабби Абоаб публично распекал тебя, лишил своей любви, пустил по твоему следу наблюдателей, ограничил твою свободу, а теперь еще и грозится херемом… И все же, хотя ты был в ужасе, когда был свидетелем моего херема, теперь я не вижу на твоем лице отчаяния, не слышу страха в твоих словах. На самом деле ты выглядишь… как сказать? – почти жизнерадостным. Откуда такая беззаботность?

– Твои наблюдения точны, Бенто, хотя, если бы мы разговаривали всего месяц назад, я бы не был таким жизнерадостным. Но совсем недавно ко мне пришло решение. Я решил эмигрировать! По крайней мере двадцать пять еврейских семей, которые согласны с моим представлением о том, как надо быть евреем, через три недели поплывут вместе со мной в Новый Свет, на голландский остров Кюрасао, где мы собираемся основать собственную синагогу и создать наш собственный способ религиозной жизни. Вчера я навещал две семьи в Гааге, которые покинули конгрегацию рабби Абоаба два года назад, и они тоже, скорее всего, присоединятся к нам. Этим вечером я надеюсь уговорить еще две семьи.

– Кюрасао? Но это же на другом краю света!

– Поверь мне, Бенто, хотя я полон надежд на наше будущее в Новом Свете, меня тоже ужасно печалит мысль о том, что ты и я можем никогда больше не встретиться. Вчера на трекскойте я грезил – и не в первый раз, – что ты приедешь навестить нас в Новом Свете, а потом решишь остаться с нами как наш мудрец и ученый. Однако я понимаю, что это – мечта. Твой кашель и застой в груди говорят мне, что ты не осилишь такое путешествие, а твое довольство своей жизнью – что ты на него и не пойдешь.

Бенто встал и начал кружить по комнате.

– Я так огорчен, что даже сидеть не могу! Пусть наши встречи очень редки, но твое присутствие в моей жизни мне необходимо как воздух. Мысль о том, что мы распростимся навсегда, – это такой удар, такая потеря – у меня нет слов, чтобы выразить это! И в то же время любовь к тебе поднимает иные вопросы. А опасности? И как вы будете жить? Разве на Кюрасао до сих пор нет синагоги и евреев? Как они примут вас?

– Опасность всегда бывает там, где есть евреи. Нас всегда притесняли – если не христиане или мусульмане, то наши собственные старейшины. Амстердам – единственное место во всем Старом Свете, которое дает нам некоторую степень свободы, но многие уже предвидят ее конец. Множество врагов набирает силу: война с Англией окончена, но, скорее всего, мир установился лишь ненадолго; Людовик XIV угрожает нам, а наше собственное либеральное правительство не сможет долго противостоять голландским оранжистам [116] Монархисты, сторонники принцев Оранских. , которые хотят установления монархии. Неужели ты не разделяешь эти опасения, Бенто?

– Разделяю, конечно! И до такой степени, что отложил работу над «Этикой» и теперь пишу книгу о своих богословских и политических взглядах. Религиозные авторитеты имеют влияние на правительства и теперь настолько сильно вмешиваются в политику, что их необходимо остановить. Мы должны держать религию и политику отдельно друг от друга.

– Расскажи мне побольше о своей новой книге, Бенто.

– Бо́льшая ее часть – это старые задумки. Помнишь критику Библии, которую я излагал тебе и Якобу?

– Каждое слово.

– Теперь я излагаю ее на бумаге и включу в текст все эти аргументы и еще намного более – столько, чтобы любой разумный человек начал сомневаться в божественных источниках Писания и в конечном счете пришел к пониманию, что все происходит в соответствии с универсальными законами Природы.

– Так, значит, ты собираешься опубликовать те самые идеи, которые навлекли на тебя херем?

– Давай обсудим это позже. А сейчас, Франку, вернемся к твоим планам. Это важнее.

– Мы все вернее приходим к убеждению, что наша единственная надежда – Новый Свет. Один из наших – купец – уже побывал там и выбрал землю, которую мы выкупили у голландской Вест-Индской компании. И – да, ты прав, там уже есть устоявшаяся еврейская община. Но мы будем жить на противоположном берегу острова, на собственной земле, станем учиться фермерствовать и создадим другой тип еврейской общины.

– А твоя семья? Как они воспринимают этот переезд?

– Моя жена Сара согласна ехать, но только при определенных условиях.

– Условия? С каких это пор еврейская жена может диктовать условия?! И что это за условия?

– Сара – сильная женщина. Она согласна ехать, только если я соглашусь воспринимать всерьез ее мнение о том, как изменить взгляды иудаизма в отношении женщин.

– Что я слышу – не могу поверить! «Отношение к женщинам?» В жизни не слышал подобной чепухи!

– Она просила меня обсудить с тобой как раз эту тему.

– Ты разговаривал с ней обо мне? Я думал, тебе приходится держать в секрете наше общение даже от нее.

– Она изменилась. Мы оба изменились. У нас нет секретов друг от друга. Можно, я процитирую тебе ее слова?

Бенто с опаской кивнул.

Франку прокашлялся и заговорил тоном выше:

– Господин Спиноза, согласны ли вы, что это справедливо – что с женщинами во всех отношениях обращаются как с низшими созданиями? В синагоге мы должны сидеть отдельно от мужчин и на худших местах, и…

– Сара, – перебил Бенто, немедленно включаясь в игру. – Конечно же, вы женщины, и ваши похотливые взгляды должны быть отделены от нас! Разве хорошо отвлекать мужчин от Бога?

– Я точно знаю, что она ответит, – заявил Франку и, подражая жене, продолжал: – Вы имеете в виду, что мужчины подобны скотам в постоянной охоте и их сбивает с рациональной мысли одно только присутствие женщины – той самой женщины, с которой они спят бок о бок каждую ночь? И одно только зрелище наших лиц отвлекает их любовь от Бога? Можете вы себе представить, каково это для нас?

– О, глупая женщина, конечно, вас надо убирать с наших глаз долой! Присутствие ваших соблазнительных очей, ваши трепещущие веера и легкомысленные реплики препятствуют религиозным размышлениям.

– Значит, если мужчины слабы и не могут сохранять сосредоточенность, это вина женщины, а не их собственная? Мой муж рассказывал мне, что вы говорили, будто не существует ничего хорошего или плохого – только наши аффекты наделяют вещи этими качествами. Разве не так?

Бенто неохотно кивнул.

– Так, может быть, это аффекты мужчины нуждаются в наставлении? Может быть, мужчинам следует носить конские шоры, вместо того чтобы требовать, чтобы женщины прикрывались вуалью? Я ясно выражаюсь или мне продолжить?