Якоб Тик - Зигфрид

Многие, побывав в ней, уходили с изуродованной душой: одни умирали от обуявшего их страха, другие, обезумев, бродили по деревням, наводя на людей ужас, третьи уходили на равнины и жили там бок о бок с дикими животными. Немногие выдерживали выпавшие на их долю испытания. Но те, которые их выдержали, обретали все, о чем просили, а ведь величайшее из всех сокровищ — золотое кольцо выполняет все желания, хотя расплата за него — жизнь. И каждый, кто приходит сюда, оставляет выкуп за себя самого, чтобы когда-нибудь все обрели свободу.

Однако, все, кто приходит сюда, были надменны душою; все приходили сюда, влекомые алчностью, или ненавистью, или каким-либо иным пороком; ты был единственным, кто пришел сюда без дурных умыслов, и единственным, кто заговорил со мной как сын божий.

Доселе ты был первым; когда же эти места еще раз услышат голос человека, произошедшего от птиц, колдовские чары разрушатся, и я получу прощение.

На роду написано, что мое спасение из-под гнета времени придет таким образом; и, когда я буду расколдован, разомкнется кольцо Золотой змеи, разрушатся колдовские чары, уйдут проклятия… Когда же это случится, пещера исчезнет вместе со всеми сокровищами, всеми драгоценными камнями, всеми монетами, всеми колдовскими тайнами, всеми приворотными зельями, всеми ядовитыми зельями и заколдованным, непобедимым оружием… все, все, все это дымом унесется сквозь отверстие в вершине горы и рассеется в розе ветров.

Ты первый обратился ко мне как сын божий… Вольсунг… вольная птица… Хорошо, что ты силен духом и чист сердцем!.. Такой человек войдет в пещеру, прикоснется к золоту и выберет, что пожелает…

Человек, сильный духом и чистый сердцем! Перед тобой темное подземелье: входи! входи! Там дует теплый ветер, который задувает огонь свечи… и налетает холодный, холодный ветер… он леденит, как иней.

Там нет никого… Но если ты хорошенько прислушаешься, ты услышишь человеческие голоса, они переговариваются между собой. Но ты не поймешь, о чем они говорят, ибо говорят они на неведомых тебе языках; это духи… Золотой змеи…

Там нет никого… Там никого не видно, но, как бы приглашая тебя, чья-то рука похлопает по плечу того, кто войдет сюда смело, и как бы угрожая, толкнет того, кто в страхе попятится…

Зигфрид! Человек, сильный духом и чистый сердцем! Вольная птица! Если ты таким войдешь туда и таким пребудешь, ты получишь право желать и ты получишь желаемое!

Но управляй своей мыслью и удержи свой язык, ибо мысль человека возводит его на вершину мироздания, а язык человека принижает его.

Так входи же, Вольсунг-Зигфрид, человек, сильный духом и чистый сердцем!

И Зигфрид оставил своего доброго коня и для вящей предосторожности привязал его к дереву, которое может гнуться, но не ломается, он наточил длинный нож, перекрестился и подошел к пещере.

Он был молчалив и молча вошел в пещеру… Голос дракона Фафнира пропал, лишь тени деревьев еще читались перед мрачным входом.

Тишина застыла, как парящая в воздухе сова; тишина эта внушала страх…

А Зигфрид пошел вперед.

Он вошел в подземелье, которое едва виднелось за густым сплетением ветвей; внутри его было совсем темно… Он прошел по просторному коридору, который в конце разветвлялся на семь коридоров.

И все шел вперед.

Он пошел по одному из этих коридоров, поворачивая то налево, то направо, поднимался и спускался. И все время было темно. И все время было тихо.

Чья-то незримая рука похлопала его по плечу. На каком-то перекрестке он услышал стук скрестившихся мечей, знакомый ему.

Тут во тьме забрезжил свет, слабый, как огонек светлячка.

Тени людей сражались не на жизнь, а на смерть; ни угроз, ни пролятий не было в их глазах, но яростными были удары, которые они молча наносили друг другу.

Зигфрид содрогнулся от ужаса, но тотчас услышал голос существа с бледным и грустным лицом:

— Сильный духом и чистый сердцем… вольная птица…

Зигфрид ринулся в самую гущу мечей, он чувствовал их лезвия, их острия, прикосновения тел дерущихся… И все же он гордо прошел среди них, не глядя по сторонам, но слыша вздохи и стоны сражающихся.

Чья-то рука легонько, как бы ласково и дружески похлопала его по плечу.

В тишине подземелья Зигфрид слышал только звон своей кольчуги.

И он все шел вперед.

Он очутился в залитом мягким светом гроте, где совсем не было тени. Здесь, как в птичьем гнезде, переплеталось бесчисленное множество дорог, шедших по всем направлениям; когда он пошел по одной из этих дорог, на первом же повороте его окружили звери, жаркое дыхание вырывалось из их открытых пастей, звери выпускали когти и яростно били хвостами…

Но он смело прошел среди них, чувствуя, что их жесткая шерсть касается его; прошел не спеша, но и не медля, и слышал позади рычание, замиравшее и не повторяемое эхом…

Незримая рука того, кого он не видел, но кто, несомненно, шел с ним рядом, все время ласково похлопывала его по плечу, не подталкивая, но направляя его вперед, и только вперед…

Опять показался свет, зеленовато-желтый огонек светлячка…

А Зигфрид все шел вперед.

Перед ним был спуск, внизу была круглая площадка, вся усыпаная костями. Здесь было множество скелетов, они стояли стоймя, прислонившись друг к другу и согнувшись словно от усталости; на земле валялись оторванные части скелетов: отвалившиеся черепа с белевшими зубами, с пустыми глазницами, как бы танцующие ноги, позвоночники и ребра двигались — одни ритмично, другие беспорядочно…

Правая рука Зигфрида поднялась было, чтобы сотворить крестное знамение… Но, — сильный духом и чистый сердцем, он решительно прошел между скелетами, чувствуя запах тления, который издавали гниющие кости.

И снова ласковая рука похлопала его по плечу.

А он все шел вперед.

Дорога стала круто подниматься вверх, но он преодолел подъем не учащая дыхания; чуть в стороне было некое подобие печи; он должен был пройти сквозь нее, а внутри нее играли буйные, красные языки пламени, словно в печь подбрасывали ветки дерева; струи воды, бьющие из стен, били в пламя, и шипя, и вскипая, испарялись; дул сильный ветер, вздувавший огонь и воду, и было бы величайшей дерзостью ворваться в этот вихрь…

Но Зигфрид прошел сквозь него, ощущая жар пламени…

И снова незримая рука похлопала его по плечу, как бы желая сказать: «Молодец!»

А он все шел вперед.

Он потерял счет времени и шел куда глаза глядят; тишина угнетала его; вдруг забрезжил тусклый свет, и в этом свете он разглядел на дороге свернувшееся клубком пятнистое, толстое тело; по земле бил хвост с гремушкой на конце, огромной, как яйцо гигантской птицы…

Это была гремучая змея, страж той дороги; она поднимала узкую головку и высовывала черный язык, устремив на человека взгляд своих немигающих горящих глаз, черных, как бархатные пуговицы…