Якоб Тик - Зигфрид

Коскэнд со слезами твердил, что он не виноват. Куни торжествовала. Вот она, месть за ту ночь! Сигмунд сегодня же либо зарубит, либо выбросит Коскэнда из дома. От избытка чувств она изо всех сил ущипнула Коскэнда за ногу и прошипела:

— Так не скажешь, Коскэнд, нет?

Коскэнд плакал от обиды и отчаяния, не понимая, как это могло произойти, зная только, что ему не оправдаться перед господином.

— Бейте, щипайте сколько угодно, — бормотал он. — Все равно я ничего не знаю, все равно ничего не могу сказать.

— Ну что ж, — сказала Куни, — тогда сознавайся ты, Гэнк.

Тот опять ударил Коскэнда и крикнул:

— Признавайся!

— За что ты бьешь меня?

— Я за тебя страдать не желаю, — прорычал Гэнк и ударил снова, — признавайся, ну?

Они били и щипали Коскэнда с двух сторон, и тогда он закричал голосом, полным нестерпимой обиды:

— Бей, Гэнк, бей, все равно я ничего не знаю! Тебе стыдно должно быть, ведь мы живем с тобой в одной комнате, ты меня хорошо знаешь! Ты знаешь, что когда я убираю в саду, я веточки, травинки стараюсь не сломать! Ты знаешь, что когда я гвоздь ржавый подберу, я его тебе сразу несу показать! Как же ты можешь, зная меня, подозревать во мне вора?.. А вы что визжите? Чтобы восстановить против меня рыцаря Сигмунда?

Сигмунд, до того молча слушавший эту перебранку, заорал:

— Молчать, Коскэнд, как ты смеешь, мерзавец, поднимать голос, не стесняясь своего хозяина? Говори, как попал кошелек в твой ящик! Отвечай немедленно! Как там оказался кошелек?

— Не знаю я!

— Ты полагаешь, что так тебе удастся отвертеться? Негодяй! Я так заботился о тебе, старался вывести в люди, а ты в благодарность обокрал меня? Где твой стыд? Нет, верно, ты не один, у тебя и сообщники есть… Так вот знай, если не расскажешь все начистоту, зарублю своей рукой!

Тут Гэнк перепугался.

— Постойте, господин, — сказал он, — погодите его рубить! Вдруг это все-таки кем-нибудь подстроено? Пожалуйста, отложите казнь, позвольте мне сперва как следует допросить Коскэнда!

— Молчать, Гэнк! Хочешь, чтобы я и тебя подозревал? Попробуй мне только еще раз вступиться за этого негодяя, я и тебя зарублю!

— Проси прощения, Коскэнд, — шепнул Гэнк.

— Мне не в чем просить прощения, — отозвался Коскэнд, — ни в чем не виноват. Господин зарубит меня? Так ведь это же счастье для вассала — умереть от руки рыцаря! Моя жизнь принадлежит господину с первого дня службы, я всегда был готов умереть за него… Плохо только, что господин считает меня бессовестным негодяем, это омрачает радость смерти от его руки… это несправедливо, но ничего, видно, не поделаешь. Все равно когда-нибудь объявится настоящий вор, и тогда все скажут: «Да, украл не Коскэнд, мы напрасно обвинили Коскэнда!» А сейчас я умру с легким сердцем. Прошу вас, господин, казните меня! Убейте одним ударом!

С этими словами Коскэнд на коленях подполз к ногам господина.

— Нет, — сказал Сигмунд холодно, — пролить кровь в доме при солнечном свете — это дурная примета. Я казню тебя вечером, когда наступят сумерки. А сейчас ступай и запрись в своей комнате. Эй, Гэнк, стереги его, чтобы не сбежал!

— Проси прощения, — прошептал Гэнк.

— Я не буду просить прощения, — сказал Коскэнд. — Я прошу только, чтобы меня скорее убили.

— Слушай меня, Коскэнд, — сказал Сигмунд. — Случается иногда, что люди недостойные, подлого звания, возымев обиду на господина своего и обвинив его в черствости и жестокости, из упрямства вешаются. Ты же происходишь из рыцарей и самоубийства совершить не должен. Ты будешь ждать казни от моей руки.

Коскэнд дрожащим от обиды голосом произнес:

— Я умру только от вашей руки. Но прошу вас, убейте меня скорее!

Гэнк повел его в людскую.

— Почему ты не просишь прощения? — сердито спросил он.

— Я не вор, — ответил Коскэнд.

— Смотри, — продолжал Гэнк, — господин ведь никогда никому, бывало, грубого слова не скажет, а тут так разволновался… Ну, конечно, сто золотых монет пропало, дело нешуточное… А может, ты попросишь молодого соседа, господина Гиндиро, пусть замолвит за тебя словечко перед господином…

— Я скорее откушу себе язык, чем пойду к нему с какой-нибудь просьбой!

— Тогда попроси рыцаря Аика…

— Нечего мне просить, нет за мной никакой вины! Настоящий вор потом все равно отыщется, ведь говорят же, что небо открывает правду! И тогда господин вспомнит обо мне и скажет: «Да, жаль, что с Коскэндом так получилось». Для моей души на том свете это будет самой большой наградой… Послушай, Гэнк, ты делал для меня много доброго, и я думал отблагодарить тебя хотя бы карманными деньгами, когда стану наследником Аика, но сам видишь, теперь все пошло прахом. И я теперь тебя об одном только прошу: когда меня не станет, служи господину за двоих, береги его, будь ему верен до конца… И еще вот что, Гэнк. Я знаю, ты слаб здоровьем, так следи за собой, старайся не болеть… Ну до чего обидно, что обвинили меня в воровстве, о котором я даже и знать не знаю.

Коскэнд разрыдался и бросился ничком на пол. Гэнк тоже зашмыгал носом и стал вытирать глаза.

— Прощения бы попросил, — пробормотал он. — Попросил бы, а?

— Ладно, — сказал Коскэнд. — Не будем так убиваться.

Он решил, что перед казнью откроет Сигмунду все. И то, что Гендиро вступил с Куни в преступную связь, и то, что они задумали совершить четвертого числа будущего месяца на озере. Он сразу успокоился и стал терпеливо ждать. Когда стемнело и зажглись огни, женские голоса вдруг закричали у дверей:

— Коскэнд! Гэнк! Господин зовет!

Пока Том разговаривал с привидениями, его жена Минэт, обливаясь потом и едва дыша, пряталась в шкафу, зарывшись в тряпье. Наконец Ёнэт взяла Цанни за руку, и они удалились, словно растворившись в тумане. Том постучал по шкафу кулаком.

— Можешь выходить, Минэт! — крикнул он.

— А вдруг они еще здесь? — отозвалась она.

— Ушли, ушли, выходи.

— Ну как? — спросила Минэт, выбравшись из шкафа.

— В общем, я держался изо всех сил, — стал рассказывать Том, — но все равно сразу протрезвел. Понимаешь, когда я пьяный, я даже рыцаря не испугаюсь, но тут, как подумал, что рядом со мной привидения, меня будто холодной водой окатили, весь хмель из головы вылетел, слова не могу выговорить…

— Я было в шкафу прислушалась, — сказала Минэт, — так голоса едва слышны были. А страшно до чего!

— Вот я и говорю привидениям, — продолжал Том, — принесите, говорю, сто монет золотом. Если, говорю, с рыцарем Гроссом что случится, нам с женой жить не на что будет. А как только принесете деньги, мигом ярлык отдеру, говорю. Привидение говорит, деньги, говорит, мы завтра принесем, а ты отклей ярлык, да еще, говорит, изловчись, выкради и выброси у рыцаря Гросса крест, который он носит на шее, потому что, говорит, этот талисман тоже мешает нам войти к нему. А ты знаешь, что это за крест? Он из чистого золота. Я его недавно видел! Один монах еще тогда что-то о нем рассказывал… Что же он рассказывал?.. Да говорил, что это, дескать, очень ценное изделие… Не украсть ли его, как думаешь?