Саймон Терни - Калигула

Тогда Гетулик щелкнул пальцами в сторону одного из писцов, и тот подбежал к нему с кипой документов. Наместник вытащил из них нужный и протянул Калигуле:

– Мой император, сам посмотри.

Даже с моего места, на расстоянии нескольких шагов, я распознала почерк Агриппины. Ее личной печати на письме не было, но я прекрасно знала ее руку, как и наш брат. Калигула уставился на документ. Потянулся за пергаментом, но так и не коснулся его.

– Убей легата, – просипел брат и оторвался наконец от стены; пройдя мимо меня вперед, он добавил: – Быстро.

Геликон встал на изготовку, и Гетулик, кинув еще один многозначительный взгляд на Агриппину, выпрямился. Прославленный клинок телохранителя вонзился в грудь бывшего легата, прошел через сердце и вынырнул из спины. Вокруг раны тут же стало расползаться кровавое пятно, изо рта Гетулика вырвался комок чего-то красного. Геликон повернул меч и потом с легкостью вытащил его из плоти. Вслед за мечом прыснул алый фонтан. Кровь оросила пол у нас под ногами. Гетулик вздохнул и упал на колени, потом обмяк, рухнул на пол, несколько раз вздрогнул и застыл навсегда.

Теперь я не смела поднять глаз на Лепида и Агриппину. Брат же стоял ко мне спиной, и лица его я видеть не могла. Мир словно замер на кончике ножа. Юпитер бросил кости.

Калигула повернулся.

Я думала, на смену шоку придет гнев. Мне уже доводилось наблюдать реакцию Калигулы на предательство, и это было малоприятное зрелище. Причем если раньше его предавали подданные, то сейчас – семья, и можно было ожидать беспрецедентного взрыва ярости и алчущей крови мести. Но я видела только безнадежное отрицание и набегающие слезы. Не их ли я заметила чуть раньше?

– Как такое возможно?

Агриппина фыркнула, высокомерно расправила плечи, гордо вскинула подбородок – истинная принцесса Рима. В ее глазах горел опасный огонек.

– Этот кусок грязи сказал бы что угодно. И его слова – лишь слова. Гай, я бы не послала письмо без своей печати.

Я не могла без боли смотреть на брата.

– Так это вы! Это вас с Лепидом подслушала Ливилла, да?

– Гай! – воскликнула Агриппина, причем в ее голосе уже проскальзывали нотки отчаяния. – Я же твоя сестра. Ты меня знаешь.

– Знаю, – подтвердил брат с тяжелым нажимом.

– Агриппина, не хнычь, – наконец подал голос Лепид. – Он все знает. Веди себя достойно. – Наш старый друг с печальным видом повернулся к Калигуле: – Гай, ты не тот, каким был. Ты не тот золотой принц. Не тот друг из рода Германика, которого я любил. Ты превратился в нечто темное и пугающее. Теперь ты стал настоящим наследником Юлиев. Риму нужна новая кровь, если он хочет процветать, а не прогнившая кровь Цезаря.

Брат уставился на своего старинного друга. В его глазах я видела то, что творилось в его сердце. В тот день, на исходе сентября, в крепости на краю мира, сердце моего брата разбилось. После смерти Друзиллы оно треснуло и почернело, а теперь, когда Калигула узнал, что нельзя доверять никому на свете, даже семье, которую он берег и защищал в самые трудные времена, от его сердца остались лишь осколки.

И по-прежнему в Калигуле не было гнева, а слезы вновь высохли. Когда он повернулся к нам, то казалось, что от него осталась одна оболочка. Потянувшись к сумке у пояса, он вытащил маленький, изящный серебряный ножик, который подарил ему Лепид шестнадцать лет назад, когда мир был совсем другим. Агриппина задрожала, стала оглядываться по сторонам в поисках выхода, но нас всех окружили преторианцы. Геликон стоял рядом с нашим братом, готовый защищать его, а преторианский центурион держал в руке меч Гетулика. Бежать было невозможно.

Гай шагнул вперед и протянул свободную руку к Лепиду, почти просительно:

– Ты мой друг. Самый старый друг. Мы с тобой были близки, как братья.

– Значит, ты глупейший из глупцов! – отрезал Лепид, хотя в голосе его слышался надрыв: нелегко дались ему эти слова.

Меня трясло. Несмотря на тесные семейные узы, я не особенно удивилась тому, что моя опасная сестра настолько расчетлива и использовала мужа для рождения наследника, а затем пошла против брата ради трона для своего сына. Но чтобы наш самый близкий друг поднял нож на Калигулу только лишь из-за того, что мог потерять свое право на преемственность? Нет, тот Лепид, которого я всегда знала, не был способен на такое.

Лепид удивленно заморгал, когда мой брат резко вскинул вторую руку. В следующий миг славный серебряный нож перерезал нашему другу детства горло. Он захрипел. На ране вздулись розовые пузыри, а затем хлынула кровь. Лепид пытался сказать что-то, но с его губ вместо слов срывались алые капли.

– Раз Риму нужна новая кровь, – прорычал Калигула, – то пусть получит ее.

Взгляд Агриппины метался между белым, ошарашенным лицом Лепида и неподвижным телом Гетулика в багровой луже. От ужаса ее глаза чуть не выскакивали из орбит.

– Гай, только не спеши с выводами! Что бы ни сделали эти двое, я ни при чем, ты сам это знаешь. Ведь я твоя сестра!

– Агриппина, я всегда знал, что ты опасный и очень коварный человек, но такого не предвидел. – Поднеся к глазам серебряное лезвие, он стал завороженно следить за ручейками крови, стекающими по яркому металлу.

– Письмо написала Ливилла! – неожиданно выпалила сестра.

В недоумении я уставилась на нее, и наш брат тоже.

– Что?

– Это письмо. У нее почерк совсем как мой. Мы же учились у одного наставника. Я даже подменяла наши работы, настолько похоже мы писали. Ливилла написала письмо. Я вообще не хотела в этом участвовать, но она и Лепид – они втянули меня – втянули по уши – я не знала, как выбраться… Они угрожали маленькому Луцию. Я больше не вынесу этого!

И Агриппина упала на колени, сотрясаемая рыданиями. Я не могла вымолвить ни слова и только молча смотрела на нее.

Вдруг я почувствовала на себе тяжелый взгляд. Обернувшись, я увидела, что на меня смотрит брат.

– Она лжет, – проговорила я.

– Ливилла сказала, что нужно сбросить балласт! – выкрикнула Агриппина между притворными всхлипами. – Сказала, что нельзя доверять Корбулону и Гетулику. Потому и пришла к тебе. Выдала их, чтобы уберечь нас. Гай, ты не представляешь, насколько она вероломна!

Все еще не в силах вымолвить и слова, я перевела взгляд на сестру. Что вообще происходит? Я не верила тому, что видели мои глаза и слышали мои уши.

– Вы обе? – тихо спросил Калигула. – Обе?

– Гай… – начала я.

– Что произошло с моими сестрами, которые жили у нашей бабки?! – выкрикнул в отчаянии брат. – С теми сестрами, которые вместе со мной ужасались тому, как коршуны Рима рвут плоть наших братьев и родителей? Которые выжили со мной в самые страшные дни империи и стали мне ближе, чем когда-либо? Что произошло с нашей семьей? Со славными детьми Германика? Когда мы превратились в таких же людей, которых когда-то боялись?