Саймон Терни - Калигула

– …застали, когда он клялся выстроить Нептуну алтарь, если корабль императора потонет. Бедняге конец.

– …считаю, самое время заявить о наших правах.

Потом наступило утро, когда я вновь увидела Калигулу. Солнце только что встало, и роса еще испарялась с земли рваными облачками.

Я выглянула из нашей тюрьмы, чтобы попросить стражников принести нам свежей воды. Хорошо был виден короткий ряд одинаковых палаток, ведущий к месту сбора двух легионов. Располагался он неподалеку от шатров командиров. Калигула восседал на Иницитате, при нем были Виниций и Агриппа, а также Гальба, с которым мы прибыли в Ара-Убиорум в прошлом году, и еще два легата. За ними выстроилась центурия преторианцев и чуть меньший по количеству, но не менее грозный отряд его германских телохранителей. Все вместе они выглядели как боевое соединение, не как свита, сопровождающая императора.

– Где ваши центурионы? – заревел Гай на ближайшие палатки.

Меня привел в ужас его тон, в котором звенела неистовая ярость. Неужели Калигула мог настолько измениться всего за полгода? В этом человеке с бледным лицом и горящими глазами я почти не видела сходства с братом, которого так любила.

Явно не ждавшие визита императора, из палаток высыпали младшие командиры Первого и Двадцатого. Они вытянулись перед моим братом, старательно удерживая на лицах нейтральное выражение. Я осталась стоять у выхода, благодарная преторианцу за то, что он не затолкал меня обратно внутрь, поскольку не менее увлеченно наблюдал за происходящим.

– Император, – начал рапорт старший из центурионов в шлеме с гребнем из перьев, – мы…

– Я не потерплю бунта! – взорвался Гай.

Центурионы чуть не попятились от его вопля и от направленного на них указательного пальца. В следующий миг германские охранники выбросили что-то вперед… Две головы поскакали по земле и замерли у ног человека, который уже собрался приветствовать императора. Хотя между мной и этими головами было немалое расстояние, меня замутило.

Мой брат – душегуб!

– Это легат и старший трибун Четырнадцатого легиона, – объявил Калигула, указывая на головы. – Мне сообщили, что среди Первого и Двадцатого зреет недовольство. Что план переплыть пролив и высадиться на остров порождает мятежные настроения. Тут бы добросовестный легат задавил все подобные разговоры и преподнес недовольным пару хороших уроков, но я узнаю, что ваши командиры приняли решение не исполнять приказы императора и уйти из армии, уведя с собой людей. Более того, они стали разносить свои подстрекательские идеи среди других легатов. В отличие от командования Четырнадцатого, легат верного мне Пятого легиона «Алауда» не ступил на скользкую тропу предательства. Ваши легаты и трибуны сейчас под арестом – ожидают моего решения их участи. А как насчет центурионов двух ваших непокорных легионов? Разделяют ли они бунтарские настроения этих предателей? Или остались верными клятве, принесенной орлу легиона, и по-прежнему честно служат Риму, командирам и императору?

Ответом ему было напряженное молчание.

– Ну так что? Передо мной легион клятвопреступников или верное Риму войско?

– Император, – произнес еще один центурион внушительного вида, когда Калигула умолк, – позволь заверить, что даже если бы наши командиры пошли против тебя, легионы не сдвинулись бы с места, и наши люди верны своему слову.

Сказано было красиво и смело, хотя в голове моей звучали многочисленные мятежные фразы, принесенные мне ночным ветром.

Калигула фыркнул:

– Ваши легионы – те самые, что восстали против Тиберия, когда он стал императором. Те самые, которые мой отец привел обратно на службу императору. Вы же служили и предателю Гетулику. Может ли хоть сколько-нибудь здравомыслящий император полагаться на верность подобных отрядов? Я склонен проявить здесь строгость. И даже подумывал о децимации…

Я похолодела от ужаса.

Децимация – воинское наказание из прошлого, когда из каждых десяти солдат по жребию выбирался один, а остальные девять забивали его насмерть. Это самое жестокое и унизительное наказание, которое может понести легион. Судя по гробовому молчанию, центурионы были шокированы не менее моего.

– К счастью для вас всех, Виниций… – тут Калигула указал на моего мужа, – речист и мягкосердечен. Он убедил меня, что не стоит наказывать вас столь сильно за грехи ваших командиров. Но факт остается фактом: разговоры о мятеже среди вас ходили. Можете не отпираться, верные мне люди слышали их. И я должен принять меры, иначе прослыву слабаком, а бунтарские настроения поразят всю армию.

– Мой император, – заговорил один из центурионов, очевидно человек непревзойденной смелости, – это море стоило Цезарю сорок кораблей. Штормы здесь обычное дело. А племена на том острове…

– Племена Британии ничем не отличаются от своих галльских собратьев! – рявкнул Калигула. – А корабли Цезаря потонули не из-за штормов, а потому что были неправильно пришвартованы. Я борюсь с желанием послать центурионов ваших двух легионов поплавать, чтобы посмотреть, сколько из них доберется до Британии! Аквилифер Цезаря не испугался врагов, выпрыгнул в воду и повел в бой Десятый легион, а тут два легиона ветеранов трусливо прячутся в палатках! Позор! Вам повезло. Пока мы стояли здесь, поджидая отставших, у нашего друга Админия, сына одного из правителей Британии, изменились обстоятельства. Наша помощь ему больше не нужна. Армия вскоре вернется в зимний лагерь. – (Кто-то облегченно выдохнул, а я напряглась, потому что хорошо знала своего брата: до окончания его речи еще далеко.) – Но для двух легионов будет особый приказ. Из всего войска, что собралось сейчас на побережье, только Первый и Двадцатый имели дерзость в открытую говорить о бунте. Этим легионам будет преподнесен урок смирения и преданности. Каждый центурион легионов удостоверится, что его люди набрали ракушек, камней и песка по весу их боевого вооружения. Затем они двинутся с нами в Рим и понесут и дополнительный груз, и полное походное снаряжение. И пойдут безропотно, принимая свою участь со стоицизмом, который превратил Рим в империю. Любой, кто посмеет жаловаться на наказание, будет вычеркнут из списков легионеров, изгнан без оплаты и пенсии. Я не допущу непослушания! Легионы – гордость Рима, его хребет и душа. Враги в самых разных уголках мира страшатся наших орлов-аквилов. Как вы думаете, что скажут парфяне или сарматы, когда узнают, что два легиона испугались переправы через каких-то тридцать миль воды? Я преисполнен возмущения. Но если вы и ваши люди вытерпите назначенное наказание молча и смиренно, тогда я позволю вам наконец сбросить ваше бремя и эта история с бунтарскими разговорами будет забыта, а честь легионов восстановлена. Все ясно?