Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

– Гирций, я хочу, чтобы ты и Трог продолжили совет, – сказал Цезарь, протягивая шкатулку с перевязью, символом его империя, Трасиллу, который упаковывал его снаряжение. – Мои четыре легиона дошли до эдуев, и я послал гонца с приказом идти к сенонам. Этих задир следует припугнуть. Я иду туда же с двенадцатым и десятым.

– А что будет с Самаробривой?

– Требоний с восьмым останется в ней. Но совет, пожалуй, разумнее куда-нибудь перенести, чтобы не искушать наших друзей карнутов. Переведи делегатов в Лютецию, к паризиям. Эта крепость на острове, ее легко защитить. Продолжай убеждать галлов в выгодности дружбы с нами. И возьми с собой пятый легион для охраны. С Силаном и Антистием.

– Будет большая война?

– Надеюсь, пока нет. Нам нужно время, чтобы вывести из новых легионов несколько неопытных когорт и ввести туда моих ветеранов. – Он усмехнулся. – Как сказал Верцингеториг, я начинаю блефовать по-крупному. Хотя сомневаюсь, что длинноволосые об этом догадаются.

Время поджимало, а ему еще надо было проститься с Рианнон. Он нашел ее в гостиной, и не одну, а с Верцингеторигом, о котором только что вспоминал. О богиня Фортуна, ты, как всегда, благосклонна ко мне!

Незамеченный, он постоял на пороге, пользуясь возможностью как следует рассмотреть своего недавнего оппонента. О его высоком положении свидетельствовали многочисленные золотые торки и браслеты, размер сапфира в застежке плаща, а также пояс и перевязь, усыпанная камнями помельче. Цезаря удивило, что арверн гладковыбрит, ибо кельты обычно не брились. Почти белые, смоченные известью волосы были уложены на манер львиной гривы и обрамляли костистое, мертвенно-бледное лицо. Черные брови, ресницы – да, он не походил на других! Худосочен – значит, живет на нервах. Атавизм. И очень опасный.

Лицо Рианнон просияло, но тут же померкло, когда она увидела кожаную кирасу.

– Цезарь, куда ты собрался?

– Встретить мои новые легионы, – ответил он, протягивая гостю руку.

Тот поднялся, продемонстрировав свой немалый рост, впрочем обычный для кельта. В синих глазах мелькнула опаска.

– Ну-ну! – добродушно воскликнул Цезарь. – Ты не умрешь, если дотронешься до меня!

Верцингеториг в ответ протянул длинную тонкую ладонь. Они обменялись рукопожатиями, крепкими, но короткими. Ни один из них не стал демонстрировать силу.

Цезарь вопросительно взглянул на Рианнон:

– Вы знакомы?

– Верцингеториг – мой двоюродный брат, – сдерживая дыхание, пояснила она. – Наши матери – сестры. Из племени арвернов. Разве я тебе не говорила? Я хотела сказать. Их обеих взяли в жены цари. Мою мать – Оргеториг, а его – царь Кельтилл.

– Понятно, – вежливо кивнул Цезарь. – Я бы сказал, Кельтилл пытался стать царем, но у него это не получилось. Именно потому его и убили, не так ли, Верцингеториг?

– Да, Цезарь, убили. Ты хорошо говоришь на моем языке.

– Моя нянька Кардикса была из арвернов. А мой наставник Марк Антоний Гнифон был наполовину саллувий. А в инсуле, принадлежащей моей матери, наверху проживали эдуи. Можно сказать, я рос под звуки галльских наречий.

– Значит, первые два года ты нас дурачил. Говорил через переводчика.

– Будь справедлив! Я не знаю германских языков, а ведь большую часть моего первого года здесь я пытался договориться с Ариовистом. И потом, я не очень хорошо понимал секванов. Потребовалось время, чтобы освоить языки белгов, хотя язык друидов мне дался легко.

– Ты не таков, каким кажешься, – сказал Верцингеториг, снова усаживаясь.

– А разве все люди такие, какими кажутся? – спросил Цезарь.

Он тоже решил сесть. Несколько минут беседы с этим строптивцем могли быть полезны.

– Возможно, и нет, Цезарь. Что ты думаешь обо мне?

– Молод, горяч, отважен, умен. Только тебе недостает проницательности. Неразумно было ставить в неловкое положение своих старейшин на таком важном собрании.

– Кто-то должен был высказать главное! Иначе все сидели бы и молчали, как ученики в школе друидов. Я многих задел за живое, – удовлетворенно сказал Верцингеториг.

Цезарь медленно покачал головой:

– Да, действительно. Но это не мудро. Я, например, хотел предотвратить кровопролитие. Мне не доставляет удовольствия проливать океаны крови. Подумай, за что ты ратуешь, Верцингеториг. Рим все равно победит, можешь не сомневаться. Так стоит ли вставать на дыбы? Ты же человек, а не лошадь! Ты способен собрать сторонников и повести их за собой. Так делай это разумно! Не заставляй меня принимать меры, которых я не хочу принимать.

– Ты предлагаешь мне вести мой народ к вечному рабству?

– Нет, я предлагаю тебе вести его к миру и процветанию.

Верцингеториг подался вперед, глаза его сверкнули, словно сапфир на застежке.

– И я поведу его, Цезарь! Но не к рабству. К свободе. К прежней жизни, к героям, к царям. И плевать нам на Ваше море! Верным в твоих вчерашних словах было только одно: мы, галлы, должны стать единым народом. Я могу этого добиться. И я добьюсь! Мы переживем тебя, Цезарь! Мы выгоним тебя и всех, кто попытается сунуться сюда после тебя. Я говорил правду, когда сказал, что Рим пришлет дурака вместо тебя. Народное правление ведет к одному и тому же: они предлагают безмозглым идиотам выбор кандидатов, а потом удивляются, почему выбрали одних дураков. Народу нужен царь, а не люди, которые каждый раз меняются по чьему-то желанию. То одна группа выгадывает, то другая, но весь народ – никогда. Царь – вот единственный ответ.

– Цари для нас ушли в прошлое.

Верцингеториг вдруг засмеялся:

– И это мне говорит римский царь! Ты ведь царь, Цезарь! Это видно по тому, как ты ходишь, как говоришь, как смотришь, как относишься к людям. Ты – Александр Великий, ненароком поставленный дурнями над собой. После тебя все обратится в прах.

– Нет, – возразил Цезарь, позволив себе улыбнуться. – Я вовсе не Александр. Я лишь эпизод римской истории. Возможно, весьма славный, надеюсь даже, что потомки сочтут этот эпизод самым славным. Но только эпизод. Когда Александр Великий умер, Македония пала. Его страна перестала существовать вместе с ним. И не только страна. Он отрекся от своих греческих корней и создал империю, потому что мыслил как царь. Он делал что хотел и шел куда хотел. Он мыслил как царь, Верцингеториг! Он составлял славу созданного им государства. Но чтобы эта слава не померкла, ему надо было жить вечно. А я – слуга Рима, и только. И когда я умру, Рим породит мне замену. Я сделаю Рим богаче, сильнее, могущественнее, но тот, кто придет за мной, использует и увеличит мои достижения. Почему? Потому что у нас на каждого дурака приходится по умному человеку. Это замечательная статистика. Гораздо лучше, чем в царских династиях. Там на одного достойного правителя приходится дюжина полных ничтожеств.