Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

Верцингеториг ничего не сказал. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Ты не убедил меня, – наконец проговорил он.

Цезарь встал:

– Тогда будем надеяться, Верцингеториг, что нам никогда не придется выяснять, кто прав, на поле боя. Ибо если мы встретимся там, от тебя ничего не останется. – Голос его неожиданно потеплел. – Будь со мной, а не против меня! Мы поладим.

– Нет, – ответил Верцингеториг, не открывая глаз.

Цезарь покинул гостиную и пошел к Авлу Гирцию.

– Рианнон подбрасывает мне сюрприз за сюрпризом. Молодой Верцингеториг, оказывается, ее двоюродный брат. В этом отношении галльская знать походит на римскую: все тут друг другу родня. Присматривай за ней, Гирций.

– Значит ли это, что она тоже должна поехать в Лютецию?

– Конечно. Ей ведь приятно видеться с братом. Не препятствуй их встречам.

Маленькое некрасивое лицо Гирция сморщилось, карие глаза приняли умоляющее выражение.

– По правде говоря, Цезарь, я не думаю, что она способна тебя предать, кто бы ни были ее родственники. Она души в тебе не чает.

– Я знаю. Но она женщина. Она много болтает, делает глупости у меня за спиной. Пишет Сервилии. Глупее поступка нельзя и придумать! Пока меня нет, не говори ей ничего лишнего, Гирций!

Как и все посвященные в это дело, Гирций умирал от желания знать, что ответила рыжеволосой Сервилия, но Цезарь сам вскрыл письмо, а потом запечатал печаткой Квинта Цицерона, чтобы никто больше не прочел.

Завидев Цезаря с шестью легионами, сеноны сдались без боя. Они прислали заложников, повинились и немедля отправили делегатов в Лютецию, где галлы под не слишком бдительным надзором Авла Гирция ссорились, дрались, пили и веселились. Кроме того, эти несостоявшиеся мятежники послали отчаянное предостережение карнутам, ужасно напуганные грозным видом новых когорт – в блестящих доспехах и с новейшей артиллерией. Эдуи просили Цезаря за сенонов, ремы – за карнутов.

– Ладно, – сказал он Котию, вождю эдуев, и Доригу, вождю ремов. – Я буду к ним снисходителен. Тем более что мечи еще не были обнажены. Я очень хотел бы поверить, что они говорят то, что думают. Но я им не верю.

– Цезарь, им нужно время, – не сдавался Дориг. – Они как дети, которым раньше все дозволялось и от которых вдруг стали требовать послушания.

– Ничего себе дети, – кивнул Цезарь с усмешкой.

– Это образное выражение, – с достоинством отозвался Дориг.

– Сейчас нам не до образных выражений. Однако я тебя понял. Но кем бы мы их ни считали, друзья мои, будущее благополучие этих племен зависит от того, будут ли они соблюдать подписанные договоры. Это особенно относится к сенонам и карнутам. Треверы безнадежны. Их надо подчинять силой. Но кельты из центральной части Косматой Галлии достаточно умны, чтобы понимать значение договоров и обязанности, которые они накладывают. Мне не хотелось бы казнить людей, таких как Аккон у сенонов или Гутруат у карнутов, – но, если они предадут меня, я это сделаю. Не сомневайтесь, я это сделаю!

– Они не предадут тебя, Цезарь, – заверил эдуйский царь Котий. – Как ты сказал, они кельты, а не белги.

Цезарь вскинул руку, чтобы раздраженно взъерошить волосы, но передумал и лишь провел пальцами по щеке. Обладателям редких волос не стоит попусту тревожить прическу. Он вздохнул, сел и вновь глянул на галлов:

– Вы думаете, я не знаю, что всякое возмездие воспринимается как тяжелая пята Рима, попирающая права галлов? Я выбиваюсь из сил, стараясь заключить с ними мир, а в ответ меня обманывают, предают, презирают. Сравнение с детьми в данном случае неуместно, Дориг. – Он глубоко вздохнул. – Предупреждаю вас обоих, потому что вы решились просить за другие племена. Если эти новые соглашения не будут соблюдены, они пожалеют. Это измена – нарушать торжественные обещания, скрепленные клятвой! И если римские граждане будут убиты, я казню виновных, как Рим казнит всех предателей-неграждан и убийц, – я подвергну их бичеванию и обезглавлю. Речь идет не о простых людях. Я казню вождей племен, будь это предательство или убийство. Ясно?

Слова его звучали вполне спокойно, но в комнате вдруг повеяло холодом. Котий и Дориг переглянулись.

– Да, Цезарь.

– Тогда уведомите всех о моих намерениях. Особенно сенонов и карнутов.

Он встал и с улыбкой сказал:

– А теперь я могу сосредоточить все мысли и силы на войне с Амбиоригом.

Еще не покинув ставки, Цезарь уже знал, что Аккон, вождь сенонов, нарушил договор, подписанный всего несколько дней назад. Что же поделать с подлостью галльской знати? Вождь, через заступников умолявший о милосердии, тут же переступил через собственные обещания, словно они ничего для него не значили. Имеют ли галлы представление о достоинстве, чести? И если имеют, каково же оно? Зачем эдуи вступились за Аккона, хотя Котий должен был знать, что он нечестный человек? А вождь карнутов Гутруат? Он тоже таков?

Но первое – белги. Цезарь с семью легионами и обозом вошел в Неметоценну, главное укрепление атребатов. Оттуда он послал обоз и два легиона на Мозу – поддержать Лабиена, а сам с Коммием и остальными пятью легионами пошел вдоль реки Скальд на север, в земли менапиев, которые решили не сражаться и попрятались среди соленых болот на побережье Германского океана. Ответные действия внушали страх. На местах поселений остались целые просеки вырубленных священных дубов и пепелища. Посевы вытоптали, крупный скот и более мелкую живность закололи, курам, гусям и уткам свернули шею. Легионы наелись досыта, менапиям ничего не осталось.

Они попросили мира, прислали заложников. В ответ Цезарь оставил в их владениях Коммия с кавалерией атребатов, якобы для поддержания порядка, но на деле это значило, что земли менапиев были подарены Коммию, чтобы он присоединил их к своим владениям.

У Лабиена были свои трудности, но ко времени прибытия Цезаря с пятью легионами он сразился с треверами и разгромил их.

– Два твоих легиона пришлись очень кстати, без них я бы имел бледный вид, – сказал он, хорошо зная, что это признание не умалит его заслуг в глазах Цезаря. – Амбиориг уже готов был напасть, когда они появились. Поэтому он отступил и стал ждать германцев, которые собирались перейти Рейн.

– И они перешли?

– Если и перешли, то поджали хвосты и убрались восвояси. Я, естественно, не собирался их дожидаться.

– Естественно, – повторил Цезарь, чуть улыбнувшись.

– Я опять поймал треверов. На ту же удочку, ты не поверишь. Я пустил слух, что испугался и ухожу, – он в недоумении покачал головой, – хотя на этот раз я действительно ушел. Они обрушились на мою колонну своими недисциплинированными ордами, и тогда мои люди развернулись и стали метать в них копья. Мы убили тысячи нападавших. Так много, что я сомневаюсь, чтобы они еще когда-нибудь причинили нам беспокойство. Оставшиеся в живых треверы будут заняты на севере, отражая германцев.