Ине Лоренс - Непокорная [litres]

– Его зовут Игнаций, и он бездельник, – со смехом добавил Адам.

Мышковский бросил на него испепеляющий взгляд:

– Османьский, если бы вы не были моим другом, я вызвал бы вас на поединок!

– Прибереги силы для турок, – ответил Адам.

– Вы просто завидуете мне, потому что не умеете петь так же хорошо! – весело воскликнул Игнаций.

Адам тут же затянул:

– Ну и что ты скажешь теперь? – ухмыльнулся он.

– Певец, которого я недавно слышал в Варшаве, пел, пожалуй, лучше. Но слова мне нравятся. Поэтому я с удовольствием с вами выпью! – Игнаций похлопал Османьского по плечу, а затем посмотрел на Карла: – Вы, немцы, наверняка не умеете петь так же хорошо, как поляки!

Пока Карл размышлял над его словами, раздался чистый голос Йоханны:

– Ты должен славить меня, а не нашего капитана! – запротестовал Игнаций.

– Добейся того же, что и Османьский, и я спою о тебе, – со смехом ответила Йоханна.

– Мне кажется, парнишка, что не пройдет и трех дней, как мы скрестим с тобой сабли, – мрачно произнес Игнаций.

– Перестань! – выпалил Адам неожиданно резким тоном, но затем, смягчившись, добавил: – Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас пострадал. Вы понадобитесь мне в бою против турок.

Наконец-то и Карл придумал, что спеть. У него был приятный тенор. Вскоре к друзьям присоединились братья Смулковские, Добромир Капуста, Лешек и Войслав, и каждый из них исполнил по паре строчек. Лешек раздобыл несколько бутылок водки, и это подняло приятелям настроение на весь вечер, но на следующее утро у многих раскалывалась голова.

Йоханна не пила вместе со всеми и теперь насмешливо смотрела на Игнация, который с трудом держался на лошади и, как метко выразился Лешек, испытывал муки Христовы.

Пока поляки собирались на юге Силезии, чтобы ехать в Вену, Эрнст Рюдигер фон Штаремберг стоял на городской стене и смотрел на окопы турок. Вплоть до передовых бастионов окрестности выглядели так, будто их разрыли огромные кроты. Невозможно было даже приблизительно понять, где именно проходили траншеи, потому что турки прикрывали их досками и присыпали землей, чтобы не подвергаться обстрелам из городских пушек.

Чуть дальше палатки турок образовывали огромный полукруг. Лишь вблизи реки Вены, где земля была слишком заболочена, а также в поймах Дуная Кара-Мустафа решил не устанавливать лагерь. Тем не менее там тоже находились турецкие воины, оцепившие город так, что не то что человек, а даже мышь не могла бы покинуть его незамеченной.

– Вам не стоит подвергать себя опасности, ваше превосходительство! Янычары довольно близко и смогут убить вас одним выстрелом.

Мужчина средних лет с хитрым блеском в глазах подошел к Штарембергу и поклонился. На нем был широкий плащ, а под ним – шаровары и жилет, какие обычно носили турки.

Штаремберг повернулся к нему:

– Давно не виделись, Кульчицкий! Есть ли у вас какие-то новости?

– Я был в лагере валахов, потому что знаю там несколько человек, которые снабжают меня новостями даже без вознаграждения. Они христиане, и им не нравится кланяться туркам. Как бы то ни было, после того как я вернулся, меня чуть не застрелил один из ваших стражей, приняв за неприятеля. – Кульчицкий улыбнулся, как будто расхваливал товар перед покупателем.

– Насколько надежна ваша информация? – спросил Штаремберг, проигнорировав последнее замечание.

Кульчицкий поднял руки:

– Это все, что мне удалось узнать. Хотите – верьте, хотите – нет.

– Мне не нравится строить планы, полагаясь исключительно на заявления валашского слуги.

– Мой информатор не простой слуга, – ответил Кульчицкий, продолжая улыбаться. – Например, ему удалось побеседовать в Высокой Порте с посланником его величества, который томится в лагере Кара-Мустафы, будучи его пленником.

– Хотелось бы получить какие-нибудь новости извне! – воскликнул Штаремберг и глубоко вздохнул.

– К сожалению, выйти из города, прокрасться сквозь ряды турок и вернуться обратно невозможно, – ответил Кульчицкий, который однажды уже совершил этот подвиг. – Добраться до города извне тоже почти невозможно. Мой информатор сообщил мне, что не один гонец герцога Лотарингского, направлявшийся в Вену, был перехвачен и казнен. – Он на мгновение замолчал, а затем задумчиво продолжил: – Недостаточно одеть человека в турецкий костюм и надеяться, что Пресвятая Дева ему поможет. Любой, кто рискнет пройти через ряды турок, должен точно знать, с кем ему предстоит иметь дело, и вести себя соответствующим образом. Прежде всего, он должен в совершенстве владеть турецким языком.

– Как вы? – вставил Штаремберг.

– Знаете, ваше превосходительство, у турок много рабов, которых заставляют говорить на языке хозяев. Удары кнута весьма способствуют изучению турецкого! – Кульчицкий поморщился, как будто ему не давало покоя неприятное воспоминание, но затем снова рассмеялся. – Оказалось, что у меня есть дар к изучению иностранных языков: помимо турецкого я выучил греческий и валашский, а также немного венгерский. Это помогает, вернее, помогло мне организовать торговлю восточными товарами, после того как я попрощался со своим бывшим господином.

– Мне известно, что ваша жизнь была полна приключений, но сейчас я хотел бы услышать, что сказал этот валах! – Штаремберг хорошо знал Кульчицкого и понимал: если его не остановить, он еще долго будет рассказывать «правдивые» истории.

– Кара-Мустафа приказал сделать еще один подкоп и наполнить его большим количеством бочек с порохом. Валах, как вы его называете, полагает, что турки взорвут их этой ночью и через образовавшуюся брешь атакуют город. Говорят, для этой цели Кара-Мустафа привел сюда десять тысяч янычаров!

– Это не очень хорошая новость.

Штаремберг посмотрел на бастион, находившийся под угрозой, понимая, что времени на то, чтобы вырыть встречный туннель и не допустить воспламенения подкопа, у них недостаточно. Вместо этого ему придется взять часть гарнизонных солдат и ополченцев и организовать с их помощью оборону бреши.