Геннадий Турмов - Прóклятое золото Колымы [litres]

Детство закончилось, а с ним и дворовые игры. Наступило отрочество, а с ним и столкновения с уличной шпаной. Женя избегал ссор с хулиганами. Но так уже повелось во все времена: отличников и «чистеньких» сверстники не любили.

Во дворе дома, где жила семья Богдановых, работал дворником то ли китаец, то ли японец, а может быть, и кореец, которого звали коротким именем Ван. Жители дома и вовсе называли его Иваном. Иван с круглым лицом и узкими глазами. Умора!

Женя часто приставал к матери и спрашивал её, как отличить китайца от японца или корейца. Мать отмахивалась:

– Да откуда я знаю…

Женя не унимался:

– Но ты же была на Дальнем Востоке и видела их всех…

– Видела, ну и что? Знаю, что китайцы ходили с длинными косами, а корейцы – в белых одеждах и в шляпах.

Ван жил в подвальном помещении дома в крохотной комнатушке, поддерживал двор в идеальной чистоте, а в свободное время сидел у стены дома на корточках, курил длинную трубку и наблюдал за жизнью двора. Его и без того узкие глаза были прищурены, и он напоминал китайского болванчика. Была такая фарфоровая статуэтка – сидящий китаец с головой, закреплённой на проволоке. При любом толчке голова начинала качаться туда-сюда, туда-сюда. Может, поэтому фигурку и назвали «китайский болванчик». В квартире Богдановых такой болванчик долго стоял на комоде.

Женя ещё в раннем детстве заглядывал в каморку дворника, расположенную прямо под крыльцом, прихватив какую-нибудь еду. Он удивился чистоте более чем скромного жилища. Ван покуривал трубку, а Женя просто сидел и просто думал. В гостях у китайца и думалось как-то по-особому.

Ближе к окончанию школы ему приходили в голову мысли о жизни. Он думал: «Почему это вся наша жизнь состоит из ожиданий? Сначала ждёшь, когда вырастешь и пойдёшь в школу, потом ждёшь, когда её окончишь, поступишь в вуз, окончишь его… Ждёшь, когда что-нибудь изменится… Все время ждёшь, ждёшь. Хорошо, если ожидания оправдаются, а если…»

Он даже в мыслях не мог предположить, что не всё, чего ты ждёшь, сбывается… А между тем Ван наблюдал, как драки со шпаной становятся всё серьёзнее. И не только синяками может закончиться очередная стычка. Ван наблюдал, как Женя беспорядочно машет кулаками, пытаясь отбиться сразу от всей шпаны.

Как-то он подошёл к Жене и сказал:

– Ходи моя сколо-сколо (т. е. быстрее)…

Он пошёл к себе в каморку под крыльцом, а Женя вспомнил, как мать говорила:

– Ты знаешь, Женя, я вспомнила, что китайцы и корейцы не выговаривают русскую букву «Р», заменяя её буквой «Л», а японцы, наоборот, вместо буквы «Л» говорят «Р». Женя пошёл вслед за Ваном, а тот поставил его против себя и проговорил:

– Твоя моя мотли и делает так…

Он заставил Женю повторить несколько приёмов какой-то неизвестной то ли борьбы, то ли бокса, добиваясь почти автоматического их исполнения.

В следующей стычке Женя легко раскидал по двору напавших на него хулиганов. На этом закончились походы шпаны в их двор.

Ван покуривал трубку, покачивал головой с удовлетворением. В дальнейшем эти приёмы Женя использовал в крайних случаях, но один из таких случаев попал в милицейский протокол и аукнулся в процессе допроса, уже в НКВД. После поступления в институт Женя хотел поделиться с Ваном своей радостью, но в каморке находился уже другой дворник, а Ван куда-то исчез навсегда…

После окончания школы Нина попыталась поступить в горный институт Ленинграда и получила отказ: «Мест нет», как и было в других вузах, куда она обращалась.

Иван Александрович утешал, как мог, дочь, списался с братом Валерии Дмитрием, который заведовал кафедрой в политехническом институте во Владивостоке, и с ректором этого вуза Вологдиным Виктором Петровичем.

После беседы с женой Иван Александрович сказал Нине:

– Поедешь во Владивосток, поступишь в ГДУ – дядя поможет, – а через год переведёшься в горный институт и переедешь в Ленинград…

Тактический ход по преодолению запретов власти сработал. Двоюродный брат Нины Вадим Мацкевич писал в своих воспоминаниях:

«В сентябре 1928 года я поступил по конкурсному экзамену в ДВПИ. Готовились к экзаменам вместе с Ниночкой Богдановой, моей двоюродной сестрой, приехавшей для этого из Ленинграда. Жили летом на Океанской, на даче Ломан. Как дети интеллигенции, что было близко к «лишенцам» [11] Лишенец – неофициальное название гражданина СССР, лишённого избирательных прав в 1918–1936 годах согласно Конституций 1918 и 1925 годов. Кроме того, лишенцы не имели возможности учиться в средних и специальных или высших учебных заведениях. Формально поступать в вузы они могли, тем не менее при подаче заявления их часто ожидал один и тот же ответ: «Мест нет». , мы вряд ли попали бы в институт. Но папа к тому времени был уже преподавателем лесотехнического факультета, это сыграло свою роль. Нас приняли – меня на механический факультет, а Нину – на горный. На следующий год она уже перевелась в Ленинградский горный»…

Студенткой старших курсов она уже работала на Дальнем Востоке и в Средней Азии геологом, занимая различные инженерные должности, вплоть до начальника поисковых партий. В выборе профессии, вероятнее всего, сыграли отцовские гены. Особым здоровьем она не отличалась, но стойко переносила все тяготы геологической службы.

В 1933 году она вышла замуж за своего начальника по работе Виктора Волкова.

Евгений окончил школу в 1930 году на одни пятёрки и подал документы для поступления в Ленинградский машиностроительный (политехнический институт), но получил стандартное: «…в число студентов по специальности не зачислены за отсутствием мест». Пришлось вмешаться отцу. Дело в том, что к тому времени действовала десятипроцентная норма поступления в вузы детей специалистов только по развёрстке Ленинградского областного совета народного хозяйства (ЛОСНХ).

Работая в этой организации, Иван Александрович ещё в 1929 году заявил о намерениях перейти работать «на производство». Он был неплохим специалистом, его довольно высоко ценили, и начальство пообещало оказать содействие в поступлении сына Евгения в вуз. Пришло время выполнить обещание, тем более что Иван Александрович прошёл чистку советского аппарата и ему было вынесено определение: «Оставлен на работе». После писем отца в ЛОСНХ с напоминанием о взаимных обязательствах Евгений получил уведомление: «Вам надлежит явиться в Институт 24 сентября от 12-5 ч. В приёмную комиссию».

Так Евгений стал студентом факультета производственного машиностроения Ленинградского машиностроительного института.

Началась обычная студенческая жизнь самого молодого студента на курсе (ему только что исполнилось 17 лет).

К тому времени Евгений владел тремя иностранными языками и чаще других сдавал за всех однокурсников принятую тогда систему групповых зачётов, известную под названием «лабораторно-бригадного метода», когда лабораторные работы и зачёты сдавали «бригадой». Из бригады (3–4 человека) отвечал кто-нибудь один. Другие только поддакивали или вообще молчали. Зачёт получала вся бригада.