Наталья Соловьева - На берегу Тьмы [litres]

Первое пасхальное яйцо съели, разделив его по числу сидящих за столом. В Страстную пятницу Катерина строго постилась – пила только воду, а в субботу толком и времени на еду не оставалось, поэтому сейчас это яйцо показалось лучшим на свете лакомством.

К праздничному столу Агафья приготовила множество угощений: запекла барашка, окорок, пожарила телятину – все приносилось холодным, горячее и рыбу к пасхальному столу не подавали. Всего заботами Агафьи на столе красовалось сорок восемь различных блюд по числу дней истекшего поста.

Двоюродная сестра Татьяны Васильевны, обедневшая помещица Людмила Александровна Юргенева из Подсосенья, была преувеличенно ласковой, елейной старухой. Из экономии каждый день обедала у разных родственников и соседей. Но как только приходилось гостей у себя принимать, то перед каждой переменой блюд извинялась: «Ох, жаркое сегодня пригорело» или «Ах, грибочки нынче невкусные – закисли» – так постепенно к ней перестали ездить.

Жила вдова Юргенева с дочерью. Вера Юргенева была скромной и приятной девушкой. Без денег и при матери, про которую каждый считал своим долгом рассказывать анекдоты, Вера засиживалась в девках – ей шел двадцать пятый год.

На Пасху Юргеневы привезли к Вольфам молодого врача – Петра Петровича Сергеева. Муж Юргеневой заметил одаренного крестьянского сироту и отправил учиться медицине в Казань. И вот сейчас, получив диплом, Петр Петрович вернулся в Подсосенье.

– Вот, Николай Иваныч, привезла, как обещала, нашего молодого врача, – начала хвастаться старая Юргенева.

Решение отправить сироту в университет принимал ее покойный муж, а она по скаредности противилась, но теперь, когда мужа не стало, с легкостью приписывала лавры меценатства себе.

– Да-да, конечно, помню, Людмила Александровна, – рассеянно отозвался Николай. Сейчас он мог думать только о Катерине и ее вспыхнувшей влюбленности к другому.

– А, этого, который из крестьян, что ли? – встряла Татьяна Васильевна, нисколько не смущаясь тем, что «этот, который из крестьян», сидел за тем же столом.

– Да-да, Петр Петрович – врач. Окончил Казанский университет, – костлявым пальцем указала на молодого человека Юргенева.

– Ах, чудесно, голубчик! Так вот послушай, у моей кухарки на ноге вот такая шишка… – начала было живописать Татьяна Васильевна.

Петр Петрович тут же спас ситуацию:

– Если позволите, сударыня, я приеду к вам на неделе и осмотрю вашу прислугу.

Людмила Александровна продолжила свой монолог, пользуясь ситуацией:

– Вот вы сами давеча говорили, Николай Иваныч, что лекаря в Бернове нет, – дескать, плохо это. Вот и в Малинниках кухарка…

– Дорогая Людмила Александровна, я вам больше скажу: уже справлялся по этому делу в Старицком земстве, – сказал Николай.

– Что вы говорите?

– Да, и мне подтвердили, что найдут кое-какие средства на строительство больницы в Бернове. А часть денег по помещикам в уезде соберем – и построим.

Петр Петрович не мог поверить своему счастью: недавний выпускник, он боялся, что придется возвращаться в город и искать работу. Вера подскочила и стала целовать Николая со словами «милый душка, Николай Иваныч!». Гости зашумели, стали поздравлять Николая.

– А лесу ты где возьмешь, Никола? – осадила общий пыл Татьяна Васильевна.

– В складчину дадим – и я, и Паша, и остальные соседи, да и ты, маменька, не разоришься, поучаствовав.

– Дам-дам, – подтвердил Павел.

– Ну, коли все участвуют, так и я делянку отдам. А ты, Люся?

– Ну какой у меня лес, помилуй? Одна труха.

Все рассмеялись – знали, что Юргенева прибедняется по привычке, а уж леса у нее вокруг Подсосенья найдется.

– Позволь, милый друг, не ты ли чересполосицей собрался заниматься? Когда ж управишься? – не унималась старуха Вольф.

– Ну, во-первых, лес на больницу только зимой валить будем. Вы пока, Петр Петрович, можете принимать пациентов в здании нашего волостного суда – найдем там помещение.

– Премного благодарен, Николай Иванович! – воскликнул Петр Петрович, потирая от волнения руки.

Николай, кивнув ему, продолжил, показывая на Александра:

– Во-вторых, вот мой управляющий, маменька, он и поможет с чересполосицей – Александр Александрович Сандалов.

Сердце у Катерины заколотилось. «Екатерина Федоровна Сандалова – как красиво звучит! Если Бог даст», – поправилась она, удивляясь своей самонадеянности.

– Из каких же ты будешь? – верная свой привычке, начала допрос Татьяна Васильевна.

– Из новгородских купцов, сударыня, – встал из-за стола и поклонился ей Александр. – Выучился в Московском императорском университете.

– Каков аршинник… А что ж ты в торговлю батюшке своему подсоблять не пошел?

– Не люблю торговать – не мое это.

– А в говне копаться твое? – резко заметила помещица.

За столом от неожиданности прыснули. Фриценька покраснела. Но открыто смеяться опасались, боясь навлечь на себя гнев старухи.

– Органические удобрения я считаю лучшими, сударыня, – галантно выкрутился Александр.

– Так, а вот про листья мне расскажи: вот говорят, надо по осени из лесу листья на поля завозить, гноить их в ямах и как удобрение развозить. Слыхал про такое?

– Слыхал, но не советую: удобрения получается очень мало, такой метод не оправдывает затраченных трудов. К тому же вредно для леса: почва обнажается и мерзнет, а семена деревьев сгнивают и не всходят. Нет, не советую.

Татьяна Васильевна с интересом посмотрела на нового управляющего. Он определенно начинал ей нравиться.

– Хорош, хорош, хоть и молод совсем. А чем родитель твой в Новгороде владеет?

– Несколькими домами, десятком лавок, винокурней, пекарней, сыроварней, есть отделение нашего Торгового дома в Москве в доме купеческого общества, что на Солянке.

– Чем же торгуете? – поинтересовалась Фриценька.

– Да всем понемногу: швейными машинами, кожевенным товаром, чугунным литьем, чаем, мукой, водкой, маслом – право, неинтересно даже перечислять, сударыня. А также баржами владеем – занимаемся перевозками по Волге.

Катерина рассматривала Александра: модно, по-московски одет, стрижен на городской манер. Знает, как себя вести, и легко поддерживает беседу с помещицей.

Клопиха принесла пирог и прошипела Катерине на ухо:

– Не разевай роток, не для тебя кусок.

Как бы вторя экономке, Татьяна Васильевна удовлетворенно цокнула языком:

– Ты погляди, Люся, на него. Чем не жених для Верочки, хоть и не из наших?

Людмила Александровна, целиком поглощенная холодной бараньей ножкой, с интересом развернулась к Александру, близоруко щурясь и внимательно оценивая его:

– Да как знать, как знать.

– Мама, ну что вы такое говорите, – застыдилась Вера.